Сергей Соколов - Феникс в пламени Дракона. Часть 2.

Все пилоты на Кайши были старыми знакомыми - из состава авиагрупп "Аранами", "Хоноямы", "Майтори" и "Хайятори", четырех авианосцев соединения "Дзинкай". Командование, очевидно, беспокоилось о сохранении секретности и старалось ограничить контакты пилотов "особой учебной группы" с внешним миром. Еще до того, как они покинули Айто, все получили дополнительное строгое внушение: ни слова о "Дзинкай". Никому.

Двадцать коек были заняты девушками-пилотами; мужчин было, разумеется, больше - они занимали четыре такие же казармы. Кайши оказался довольно большим аэродромом. С Джангара сюда перебросили тридцать "Раймеев" модели 328 - близнецов тех машин, которые Иджиме и остальные освоили на Айто - и столько же старых пикирующих бомбардировщиков "Дайбингу". Машины ждали в неплохо оборудованных ангарах, механики - в основном, агинаррийцы, неплохо знали свое дело. Четыре взлетные полосы были, правда, не бетонированными, а крытыми брусчаткой - этим они напоминали палубы авианосцев. Дожди не могли вывести из строя взлетные полосы, как было на грунтовых аэродромах, но что толку, если о полетах нечего и мечтать, пока великий Риото не сменит гнев на милость?

- Это Кейдзи ворчал, что ему надоело в воздухе, - посетовала Иджиме, вспомнив, как жаловался братец, пока они летели на Тэй Дженг. - Вот, Бог-Дракон к нему прислушался. Надеюсь, он теперь доволен.

- Хм? - Аюми оторвалась от игровой доски. Судя по раздосадованному выражению на ее круглом лице, напарница уже не надеялась выправить положение.

- Ничего, - отмахнулась Иджиме. - Не обращай на меня внимания. Жалуюсь на судьбу.

- Да уж... - протянула Синэ Тейширо с кровати напротив. - Я не за этим летела в такую глушь. Торчать безвылазно в комнате я могла бы и дома.

Иджиме воздержалась от едкого комментария в духе: "А зачем ты летела? Парней тоже хватало у тебя дома". Они почему-то с самого первого дня невзлюбили друг дружку; то, что Синэ увивалась за Кейдзи, у которого была невеста в Кинто, симпатий к ней у Иджиме не прибавило. Хотя, конечно, братец сам тот еще, кхм... В общем, Иджиме прикусила губу и промолчала - ни к чему накалять обстановку, в казарме и так повисло такое напряжение, что, казалось, вот-вот заискрит сам воздух. Три дня вынужденного безделья - итсутанг, как по специальному приглашению, налетел в ночь после того, как они прибыли на остров - успели взвинтить всех. Все хотели летать и сражаться, а не сидеть по казармам, слушая, как снаружи грохочет и завывает. Разумеется, Митсури и другие офицеры старали занимать подчиненных хоть какой-то работой, но правда заключалась в том, что пилотам нечего было делать на Кайши, пока погода не наладится. И все постоянно выглядывали в окошки - не появится ли просвет в клокочущей черной массе туч.

Буря накрыла большую часть острова, и боевые действия стали невозможны. Незадолго до прибытия Иджиме и остальных агинаррийские войска уже успели одержать первую крупную победу, разбив наступавших сторонников Фронта Свободы. По радио объявили, что враг потерял пятнадцать тысяч убитыми, и еще двадцать пять тысяч солдат сдались в плен. Возможно, и не преувеличивали - пока пилотов на грузовиках везли на юг, к Кайши, Иджиме видела, как по дороге навстречу им пылили длинные колонны пленников. Оборванные люди - многие были ранены и наскоро перевязаны - произволиди жалкое впечатление. Конвоировали их не агинаррийцы, а солдаты Военного Правительства генерала Кая. Пленников было много - пожалуй, не меньше двух тысяч человек прошло по дороге, пока Иджиме наблюдала. Возле них остановилась машина, и кинооператор с камерой вел съемку. Агинаррийское командование хотело продемонстрировать свои успехи всему миру. Фотографии пленников, которые появятся в газетах, должны были сказать народам Восточной Коалиции: "Мы сильны. Мы побеждаем. Вспомните о том, что Империя не может похвастаться такими успехами в Ивире, и подумайте: нужно ли вам ссориться с нами?" Да и своим тоже: "Мы не притесняем вас сверх предела разумного. Радуйтесь этому и не пытайтесь бунтовать - вам же хуже выйдет".

Но теперь все заглохло само собой. О том, чтобы поднять в воздух самолеты, не могло быть и речи, но и на земле перемещать армии стало почти невозможно. Асфальтированные или хотя бы мощеные деревянным брусом дороги на Дженге можно было пересчитать по пальцам, а грунтовые превратились в реки жидкой грязи, где и гусеничный тягач увязнет по брюхо. Несколько человек из местного персонала, с которыми Иджиме успела познакомиться, говорили, что там, где были обустроены укрепления, траншеи и рвы заполнились водой доверху. Кораблям тоже пришлось несладко - волны, достигавшие чуть ли не десятиметровой высоты, загнали их в защищенные гавани. Все последними словами проклинали шторм-истутанг, но тот продолжал свирепствовать, как ни в чем не бывало, словно боги вознамерились показать людям, чего стоят на самом деле все их дрязги и амбиции.

Только и оставалось, что сидеть на месте, пытаясь не демонстрировать остальным нарастающее раздражение. Иджиме бросила взгляд на доску для джунрея.

- Так ты продолжаешь, Аюми?

- Нет... - та махнула рукой. - С тобой, и правда, играть бесполезно.

- Просто я не люблю проигрывать.

- Уж лучше я напишу что-нибудь Кайто, - сказала Аюми, имея в виду своего жениха, оставшегося в Агинарре, где тот служил в администрации одного из гражданских портов на острове Джангар. Бедняжка Аюми была от него без ума.

- Точно, - хихикнула Синэ. - Опиши ему свои подвиги и приключения на Тэй Дженге.

- И прелести здешней погоды, - поддакнула Киоми. - Хотя все равно невозможно вообразить, на что похож итсутанг, пока не полюбуешься на него собственными глазами.

- Да отстаньте вы, - буркнула Аюми. - Без вас найду, что писать.

Иджиме не прислушивалась к их негромкой перебранке. Слова Аюми напомнили кое о чем ей самой. Она достала карандаш и лист бумаги, где были накарябаны и перечеркнуты несколько строк. Она уже долго пыталась написать что-то домой. Матери, а та ненавидела войну и тем более не желала, чтобы ее дети принимали в ней участие. Ее реакцию на то, что Иджиме и Кейдзи оказались на Тэй Дженге, девушка могла себе представить. Она вчиталась в ранее написанные строки.

" Знаю, что ты не одобряешь наше решение, но я не хочу для себя иной жизни. Так получилось, и я не хочу ничего менять. Мы с Кейдзи вызвались добровольно, и... "

Нет. Не годится. Иджиме раздраженными движениями перечеркнула все и начала заново. Но слова, которые удовлетворили бы ее, упорно не приходили на ум. Даже странно. Она прекрасно управлялась с истребителем, без промаха стреляла из пистолета, наизусть помнила тактико-технические характеристики любого аэроплана, состоящего на вооружении Сегуната, Империи или Коалиции, да и просто могла без запинки повторить длинное стихотворение, которое услышала впервые в жизни. Почему же, проклятье на головы всех богов и демонов, иногда бывает так трудно выразить собственные мысли?