Денис Жмыхов - Дэнилидиса - непутёвый герой

Гримир тихо охнул, не веря своим ушам. Однако приговор еще не был произнесен до конца:

- Дэнилидиса Погибель Бордвика! - Казалось, что из горла начальника гарнизона изливался металл, обращаясь в слова, что гулко падали на каменный пол - За выше озвученные же беспорядки, приговаривается к пятнадцати плетям на центральной площади, выплате штрафа в казну города в размере половины Имперского Золотого и изгнанием из города Порубежск сроком на один год!

Вы знаете, в тот миг для меня было "что в лоб, что по лбу". Скажи мне тогда, что меня вывалят в смоле, облепят конфетти и напялят на голову стринги, чтобы потом провести по городу с отрубанием впоследствии пальцев ног на главной площади, я бы воспринял это всё с той же тупой отчужденностью и ворчаньем в желудке чего-то противно-холодного.

- Ну это уж совсем ни в какую каверну, Гириос! - возмущенно начал было Гримир.

- Тихо! - Резко оборвал его Гириос. - Решение окончательное и обжалованию не подлежит!

Начальник гарнизона обернулся к поджидавшей страже и коротко бросил:

- Привести в исполнение.

Я смотрел не отрываясь, как, лязгая стальными сочленениями на поножах и бухая подкованными сапожищами, выставив копья, на меня надвигались двое дюжих стражников. Я решительно не мог пошевелиться, буквально примерзнув задницей к грубым доскам лежака.

- Вставай уж... - Чуть виновато пробурчал один из стражников, кладя мне руку на плечо и настойчиво подталкивая. - Пошли...

Еле передвигая ватные ноги и, с содроганием ощущая струйки холодного пота на спине, я побрел к выходу, подталкиваемый сзади предупредительными стражниками.

Я шел словно в бреду, ничего не видя и не слыша. Темный сырой коридор слился в одно сплошное пятно, звуки единой волной вливались в мой мозг, минуя какие-то определенные фильтры, разделяющие и раскладывающие внешние шумы на голоса, лязг железа, шум дождя....

Меня буквально выволокли наружу под свежие струи прохладного ветра осени. Вокруг потихонечку уже собиралась толпа любопытствующих, глядя на меня с некоторым интересом, порой слышались вскрики ободрения, но и глумливых смешков тоже хватало.

Мы шли в сгущающихся влажных сумерках, путь нам освещали факелы и постепенно разгорающиеся ажурные уличные фонари. Народ хоть и присутствовал, но ажиотажа не наблюдалось - да и то понятно, скоро ночь, спать пора, на завтра сил набираться...

А может, это и была задумка Гириоса - привести приговор в исполнение именно сейчас, не медля? Провести, так сказать, процедуру тихо мирно, не привлекая всепоголовной огласке? Чёрт его знает! В то мгновение мне, чесслово, было не до раздумий.

Я почему-то прокручивал в голове картину телесных наказаний, практиковавшуюся в армии Царской России - "прогнать через строй". Как наяву видел окровавленные стальные прутья, со всей силы опускавшиеся на истерзанную, превращенную в кровавое месиво обнаженную спину... Глубокие борозды, отлетающие кусочки кожи и мяса....

Меня передернуло и захотелось завыть с тоски. Меня как-то еще не секли до этого ни плетьми, ни прутьями и что это такое, я представить не мог, а потому испытывал понятное смятение и беспокойство. Всё ж не на эшафот вели, и потому спокойствия обреченности не было.

Тем временем наша небольшая процессия по широкой ухоженной улице вышла к ярко освещенной арке, на верхней части которой красовалась хорошо видимая и читаемая надпись, составленная из огромных, добротно вытесанных букв.

Даже в тот миг я сумел поразиться тому, что стиль письма мне смутно знаком, словно смесь транслита и старославянского. И скопище букв складывается во вполне понятное и читаемое слово!

"ГЛАВНАЯ ПЛОЩАДЬ"

И чуть ниже и более мелким шрифтом:

"ЯРМАРКА"

За аркой открылось довольно обширное радиальное пространство, огороженное и буквально заставленное лотками, лоточками, палатками, срубами, домиками, будками... Однако и здесь ощущалась выправка - лотки и палатки стояли стройными рядами и делились на сектора, образуя импровизированные улочки и кварталы.

Пройдя еще парочку таких "кварталов", мы вышли на просторную круглую площадь, посреди которой возвышался помост с высоким столбом посередине, плахой и какой-то еще утварью. Вокруг помоста маялось десятка три человек, по периметру свободного пространства площади полукругом находилось несколько врытых в землю жердей с прикрепленными поверху факелами с рвущимися языками пламени.

Муть потихоньку отпустила и внутри осталось лишь ожидание, то ожидание, от которого крупной дробью колотит всё тело, выбивая дробь на зубах.

Наша процессия - стражник впереди, стражник позади и я посреди по скрипучим ступеням поднялась на помост. Меня подвели поближе к широкой отполированной скамье. Вслед за нами поднялся ражый детина с всклокоченной бородой и жесткими даже на вид волосами.

Последним к нам присоединился, кутавшийся в длинный плащ Гириос, хмуро глядящий перед собой прятавшимися в тень глазами.

Немногочисленная толпа приглушенно галдела, в первых рядах я разглядел всех своих новоприобретенных приятелей... Пока еще не друзей, но уже тех, с кем в этом чужом мире мне становится чуточку легче и теплей.

Начальник гарнизона прошел к краю помоста, устало поднимая руку, дожидаясь полной тишины.

- Порубежцы! - внушительно произнес он, когда гомон утих.

- Порубежцы! Сейчас, на ваших глазах свершится справедливый и беспристрастный суд Порубежска! Тот суд, которым мы гордимся исстари, со времен основания нашего славного города!

Последовала внушительная, вероятно подобающая такому моменту пауза. Собравшиеся на площади невольно притихли, вытягивая шеи, ловя каждое слово оратора и одновременно кутаясь в одежды, пытаясь защититься от вечерней промозглости набирающей силу осени.

- Для нас! - Продолжил Гириос. - Для нас, жителей неспокойного Приграничья, для нас, чья сила духа и несгибаемый характер ковались в испытаниях, когда на кону стояло само наше существование. Своей кровью и горьким потом, напряжением всех сил, перенося самые страшные лишения и переживая самые черные дни....

Меня начинало трясти, не только от психического напряжения, но и от пробирающей до костей промозглой сырости. Голова немного прояснилась настолько, чтобы понять, что Гириос волнуется.... Волнуется и этой речью пытается доказать правильность своего решения.... Видать, кто-то пытался надавить на Начальника гарнизона и ничем не примечательная стычка в таверне задела интересы и всколыхнула определенных личностей из определенных слоев.... Ну вы понимаете, надеюсь, о чем я...

А Гириос меж тем продолжал...

- ....и справедливый суд стал для нас той основой, на которой держится всё, что дорого нам: наша жизнь, наша честь, наш мир. И потому то, что вершится здесь - это и есть наша жизнь. Наша честь. Наш мир.