Денис Жмыхов - Дэнилидиса - непутёвый герой

- Ты пришёл. - Тихо произнесла она нежным испуганным голосом.

- Как видишь... - Вдруг почему-то с трудом ответил я.

- Наконец-то ты пришёл. - Уже почти прошептала она, и в этом шёпоте кроме страха уже слышалась и робкая радость.

Я на секунду закрыл глаза и мотнул головой, пытаясь стряхнуть это сладкое наважденье. Что-то мне не очень нравилось начало диалога двух непримиримых врагов... Однако в следующий миг я вновь погрузился в какой-то мягкий плен, увидев как всё-таки скатились крупные алмазы слёз по её скулам, щекам и ниже по длинной нежной шее.

- Я так ждала. - Одновременно горько и счастливо всхлипнула она и вдруг поддалась вперёд, быстро слезая с постамента и становясь передо мной на колени. - Господин мой...

Вот тут меня как обухом по макушке, аж в глазах потемнело, а по телу стал разливаться жар, но уже немного другого характера.

Она порывисто встала и сделала такой робкий и неуверенный шажок ко мне, протягивая навстречу руки. Теперь уже я шарахнулся назад, выставляя перед собой меч, такой поворот событий всё больше выбивал из колеи и в голове только лихорадочное мельтешение обрывков бессвязных мыслей.

- Зачем, господин? - Горько прошептала она, сделав ещё один шажок вперёд, и остановилась, почти касаясь кончика отточенного клинка.

Несколько долгих секунд длилось это растерянное молчание, затем она медленно, но уверенно потянула с себя вниз остатки своего платья - всё также неотрывно глядя мне в глаза.

Голова закружилась, и меч в дрожащей руке пошёл вниз...

Она была стройна и грациозна, густые волосы волнами спадали на плечи и на высокую грудь, не скрывая её, а только ещё больше подчеркивая нежные окружности - такие упругие и такого подходящего размера. Светло-коричневые кончики сосков гордо смотрели вверх, твердея на глазах. Я нервно сглотнул, пытаясь не пялиться на всё это, а смотреть в глаза: большие, влажные, полные тихой радости, нежности и надежды... Ч-чёрт!

- Это всё твоё. - Грудным голосом тихо произнесла она, проводя рукой от основания шеи по грудям и дальше вниз. - Возьми же, господин и не отдавай никому...

Она сделала ещё один мягкий шаг навстречу. И тут....

- Мадам. - Резко сказал я. - А срёте вы тоже фиалками?

От такой унизительной и нахальной грубости она вмиг опешила, в удивлении распахнув до предела и без того большие глазища. А в следующий миг я резко шагнул вперёд и врезал перекрестьем меча по этому юному очаровательному лицу. Всхрапнув кровью сквозь сломанный нос, Андотимэль рухнула спиной вперёд обратно на постамент, а когда дёрнулась вскочить, я вонзил свой меч аккурат ей под ключицу. Обливаясь кровью, чародейка рухнула уже в последний раз - замертво. Её белое тело ещё какое-то время потряслось в агонии, а затем замерло, расслабляя все группы мышц. М-даааа, совсем не фиалки.

И тут в память ворвались крики заживо разрываемых людей и вид кровоточащего мяса на живых древесных отростках, умирающие от наших стрел плачущие хуторские бабы и ревущие от боли и страха дети, корчащиеся от сильного яда воины, которых лишь слегка задели вероломные эльфийские стрелы, сминаемые в красный мокрый комок стальными лапищами големов имперские солдаты, вскрывающие себе кинжалами горло подвывающие от страха люди, вырвавший себе глаз бедолага Эрвин, что принял на себя всю тяжесть ударной волны ужаса и не совладавший с ней, но давший остальным нам немного времени прийти в себя....

За спиной что-то жутко прогрохотало, я, совсем не по-баронски, взвизгнув, подпрыгнул на месте, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов и махнув мечом. В трёх шагах от меня валялись обломки каменной статуи эльфийского воина. Я затравленно огляделся и заметил прореху в стене рядом с аркой входа. Получается, что барельеф ожил, вылез из камня и беззвучно двигался ко мне, пока проклятая колдунья заговаривала мне зубы (и остальные части тела). И тут меня затрясло и заколотило крупной дрожью так, что зубы выбивали рваную дробь, а ноги, отказываясь повиноваться, подкосились, роняя облаченное в доспехи тело на захламлённый камень пола. В последний миг я успел опереться рукой о постамент, чтобы не звездануться со всей дури затылком о выступающий угол.

- Т-тварь... - Злобно шептал я, дрожащим голосом, приходя в себя и ещё больше озлобляясь. - С-сука... Т-тварь....

Перед глазами всё ещё стояли полные крови, боли и страха картины умирающих и погибающих людей, к ним примешивалось видение каменного эльфийского воина, заносящего надо мной каменный же меч. Взвинтив себя до предела, я подскочил как ужаленный и, злобно рыча широким замахом отрубил голову мёртвой колдунье. Затем от всей души и со всей злостью я пнул обезглавленное тело, с удовольствием ощущая как с мокрым хрумканьем ломаются рёбра под тяжёлым подкованным сапогом.

Всё ещё под властью охватившего безумия я схватил отрубленную голову за такие роскошные волосы и пару раз треснул ею по стенке грубо вырубленной каменной чаши.

Успокоение пришло так же внезапно, как и нахлынувший припадок. Я стоял на постаменте, тяжело дыша, с мечом в правой руке и с отрубленной головой в левой. Всё тело ныло, будто после марафона, лицо горело от пережитых страстей, а перед глазами плясали тёмные пятна с белыми искорками. Не отдавая себе отчета в действиях, я положил страшный трофей на окаёмку чаши доверху наполненной тёмной водой, меч прислонил тут же к стенке, и, склонившись над влажной прохладой, пару раз плеснул себе в лицо, растирая влагу дальше на затылок и за уши. Пару секунд отдышался и окунул голову в темную воду с привкусом полынной горечи.

Более-менее придя в себя, я скользнул взглядом по отрубленной обезображенной голове. Тёмные густые волосы частью опали в чашу и, приглядевшись, я с каким-то отстранённым удивлением обнаружил, что они (волосы), соприкоснувшись с водой, ускоренно седеют, скручиваются и, отваливаясь от сухих участков, рассыпаются в прах в толще воды.

Вместо того чтобы испугаться или хоть как-то задуматься над этим явлением, я лишь засунул обе руки в чашу, пытаясь нащупать нечто, что за миг до этого сверкнуло серебристой искрой на самом дне. Буквально тут же я нащупал что-то твёрдое, похожее на массивную петлю. Я просунул в неё пальцы и со всей натуги рванул вверх. Сопротивления практически не было и я чуть не рухнул на спину, когда у меня в руках, с сочным чавком покинув своё место, оказалась большая, тяжёлая и, судя по виду, серебряная затычка.

Пока я обалдело разглядывал странный и такой знакомый предмет, вода в чаше, с характерным для унитазного смыва шумом, исчезла в обнаружившемся на самом дне идеально круглом отверстии.

В ту же секунду, как-то неуловимо, но отчётливо изменилось всё вокруг, словно пронёсся осиновый ветерок, слизывая краски. Изливающийся свет потускнел, искусно изрезанные стены выцвели и посерели, а мусора на полу отчего-то прибавилось.