Феликс Эльдемуров - Тропа Исполинов

Я был автогонщиком... на таких ужасных самоходных повозках без лошадей. Из одной из них однажды на моих глазах вылетел от удара человек... Я ни до, ни после не видел, что человека можно скатать в шар...

Я был учителем в школе - при тюрьме, где моими учениками были подростки, такие же как вы... и мы, вроде бы ладили... только как и что втолкуешь этому парню, если в душе он не чище, чем этот ваш славный и пресловутый Гоби, если мать его проститутка, а отец - вор, и всякой дряни он в этой жизни успел нахлебаться почище тебя...

Был инженером - обезвреживал стоки с заводов.... побывал и хлебопёком, и пивоваром, и цирковым атлетом, и пастухом... Никогда не забуду воздуха, наполненного ароматом чебреца и мяты, когда под вечер коровы возвращаются с пастбища, и из их раздувшегося вымени так и брызгают на землю струйки теплого и сладкого молока... Вот только художником, Тинчи, я так и не стал, как ни старался...

Я шатался по временам и странам, видел циклопические сооружения - пирамиды, храмы, хенджи, что возводили не маги и не боги, а - обыкновенными мягкими руками обыкновенные мягкие люди...

И всё-таки, мы поняли, в конце концов, что самое главное условие от нас скрыли. Точнее, в Их планы, очевидно, входило, чтобы сами мы - и разумные, и неуязвимые, и бессмертные догадались о нём сами.

Дело в том, что у нас, поначалу, почему-то ничего не выходило. Нет, мы вполне добросовестно проживали свои отрезки жизней, успешно выполняли задачи, возвращались, но... просматривая хроники, с удивлением и гневом узнавали, что нашего вмешательства в историю той или иной и эпохи, ни в одном из русел времени... просто не было. Более того - почему-то оказывалось, что и нас там тоже как будто не было! То есть, стоило кому-то из нас, успокоившись сердцем, с радостными надеждами возвратиться туда, на Бегущую звезду, как все результаты нашего вмешательства сами собой исчезали. Из гроба восставали поработители и предатели, мерзавцы и сумасшедшие, и те же партии "Правды", "Свободы", "Защиты Родины", "Единства" и "Справедливости" вели народы к гибели, и те же лагеря наполнялись рабами, и те же костры из книг пылали на площадях. Всё упрямо возвращалось на прежние места. История нас не замечала!..

Мы догадались, в чем была наша ошибка.

Мы посильно властвовали над мирами - да, но только пока сами находились в центре событий. Стоило нам вернуться - и непослушная пружина времени, судьба или рок, с безукоризненной точностью, упрямо расставляла события по обычным местам.

Мы поняли, чего от нас ожидают - когда в одной из экспедиций погиб первый из наших товарищей. Генри Уэйт висел на моих руках и шептал: "Я понял, я понял! не отправляйте меня обратно, я хочу умереть здесь..." Именно тогда, из хроник, мы впервые узнали, что добились результата.

Наверное, мало только суметь что-либо изменить в жизни. Тебе дано ещё одно условие. Закрепить сделанное тобою, закрепить навеки, ты можешь только собственной смертью.

Мы уходили один за другим. Наши могилы рассеяны по всем временам и Вселенным. Последними на нашей станции, нашей Бегущей звезде, которая называлась "Тхакур", оставались двое: я и женщина, имя которой было Геро, что на её языке означало "Жизнь". Мы, как и те, кто до той поры был с нами, могли выбрать между вечной молодостью и красотой, бессмертием - с одной стороны, и жизнью, полной опасностей и мучений, и смертью - с другой. Все наши друзья и подруги с готовностью выбрали второе.

Она была такой маленькой, коренастенькой, с короткой стрижкой вьющихся рыженьких волос и удивительными, большими и добрыми карими глазами. Я понимал, что это наша с нею последняя любовь. Если бы мы только захотели, то смогли бы, оставаясь вечно молодыми, хоть тысячелетия жить да поживать на каком-нибудь вечнозелёном, безымянном острове, и даже дать начало новому племени, и обитать вне времен и кошмаров, не ведая нужды ни в чем. За время, что прошло с момента нашей с нею первой встречи там, на "Тхакуре", - а там идёт свое собственное время, ребята, - прошли многие годы. Я повзрослел, я стал годами старше отца - в том времени, когда покинул его. Она, - женщина есть женщина! - успела раза два или три омолодиться и выглядела совсем как девчонка. Я никогда не забуду, как в тот, самый последний и решающий день она выглянула из душевой, - такая светившаяся молодостью, здоровьем, силой, - с мохнатым полотенцем на плечах. Она обошла опустевшие комнаты наших товарищей, по очереди останавливаясь у дверей и шепча молитву на своем певучем языке. А потом... Мы отправились в эпоху, когда над миром властвовала так называемая наука, и помыслы людей обратились к тому, чтобы сотворить из своей маленькой короткой жизни источник наслаждений. Несказанно обогатившаяся и погрязшая в разврате церковь сделалась влиятельной политической силой. В борьбе за власть над умами служители её, на словах призывая к смирению, окончательно предали забвению традиции, которые должны были хранить и передавать, и во внутренней вражде своей разбилась на несколько течений, на несколько враждовавших между собою лагерей. Люди только и ждали повода, чтобы схватиться друг с другом - во имя тех же наслаждений, причем не только во имя одной единственной, как им, внушали жизни, но и во имя рая после смерти, что щедро обещали им так называемые священники.

Геро была воспитана в иной традиции и свято верила, что обратившись ко всем людям одновременно, - а такая возможность была, - она пламенной речью сумеет отвратить сердца людей от вражды. Ибо, в скором будущем, как нам было известно, весь мир и всю Землю ждала катастрофа. Слишком много оружия было накоплено в тайниках, а когда оружия становится чересчур много, оно начинает стрелять само.

Я находился в орудийной башне "Тхакура". Это была самая мощная и в то же время самая удобная боевая машина из всех, какими мне доводилось пользоваться. Из неё я мог управлять всем кораблем. Мои подошвы, мои руки, мои пальцы были задействованы таким образом, чтобы в любую минуту "Тхакур" мог развить немыслимую скорость или открыть огонь из всех бортовых орудий. При желании я смог бы без труда пролететь сквозь Солнце или за доли секунды уничтожить любую из планет. Я наблюдал, как к голубовато-белому, в потёках облаков, земному шару медленно и неуклонно приближается маленькая светящаяся точка. А вокруг горели звезды, масса звезд, метель и слёзы на глазах и щеках Вселенной...

И я знал, что Они - наблюдают за нами.

И внезапно, во всех городах и домах Земли все живые картины на стенах на мгновение погасли, а затем вновь осветились, но показывали они совсем не то, чего желали правители. Людям предстала моя маленькая, сияющая смущенной улыбкой Геро. Я предчувствовал, что вижу её в последний раз и что теперь вряд ли успею помочь ей, даже если схвачусь одновременно за все рычаги управления... А ведь я предлагал ей до этого: быть может, нам стоило бы поменяться местами? Что смерть, я умер однажды, а потом - не единожды, я знаю, что стоит за нею, и мне не может быть страшно... "Глупый, глупенький, - сказала она, положив мне на плечи маленькие крепкие руки, - до чего же вы, мужчины, бываете глупенькими... Ты же командир, тебе и оставаться. И потом - что я буду здесь делать одна, без тебя?"