Елена Лирмант - В поисках Белого города

Он аккуратно развернул пергамент. Тогда, когда эта записка только попала мне в руки, не было времени ее посмотреть, поэтому я стал разглядывать ее с интересом: — И что в ней странного? — не понял я.

— Не прикидывайтесь дурачком, вы же умный человек, — доктор вскочил на ноги и забегал по комнате.

— Простите, но я, правда, не понимаю, что вы хотите от меня услышать, — несколько опешил я.

— Дорогой мой, состав почвы и воды изображенный здесь в виде формул имеет в себе знаки таблицы Менделеева! — он почти зашипел, говоря это.

И тут до меня дошло, я схватил пергамент и уставился на него:

— А ведь, правда! Значит, они знают нашу таблицу Менделеева? Но это же фантастика!

— Наконец-то, до вас дошло! Вы понимаете, какое это страшное открытие для нас? Раттерианцы интересуются нашими науками! Но откуда они получают информацию? Вот в чем вопрос?

— И вы думаете, что это я ее сообщил? — внутри меня что-то оборвалось!

— Не знаю, мой дорогой, не знаю! Вы же ничего не помните, — он навис надо мной, пристально глядя мне в глаза, и вдруг его узкие губы раздвинулись, то ли в оскале, то ли в улыбке. — Но я считаю, что вам специально стерли из памяти время вашего пребывания в городе, чтобы мы не догадались о том, что они с вами сделали! Посмотрите, вы пришли домой, потеряли сознание, вам было плохо! А что, если вас пытали? Что, если накачали какими-нибудь наркотиками? Вот что значит неосмотрительность! Если бы вы позволили за вами следить, мы бы были в курсе того, что же на самом деле произошло в Храме белых жрецов. А так, на вас лежит большо-о-о-е-е-е подозрение в разглашении секретов нашей родной цивилизации. А это, если дойдет, до заинтересованных людей, — срок, а, может быть, и еще хуже.

— Доктор, не берите меня на мушку, — неуверенно стал оправдываться я, — если мне не изменяет память, наши первые экспедиции очень даже активно обменивались информацией, и вполне могли сообщить и таблицу Менделеева, сравнивая атмосферу и состав почвы двух планет.

— Отлично сказано, мой мальчик, именно так и следует говорить, если тебя припрут к стенке, — доктор уселся рядом со мной. — Я постарался показать, в чём тебя могут обвинить! Люди разные бывают, а там, — он подбородком кивнул на потолок, — чиновники, держащие бразды правления, в случае любой неудачи будут искать стрелочника. Запомни, ты — лучшая кандидатура. Будь осторожен! Не верь никому, даже мне! А теперь иди!

Ах, да, совсем забыл, возьми, это твое! — И он сунул мне в руку зеленый кристалл. Потом подхватил под локоть и выставил за дверь.

Я стоял, уставившись на кристалл, и не знал, что подумать. Свою роль кошки доктор сыграл великолепно. А вот я? Смог ли убедить в своей простоватости, скорее всего, нет. Из меня всегда был плохой актер.

Сунув кристалл в карман, я отправился в свой садик. Надо было полить цветы и посмотреть, не приготовили ли они мне какой-нибудь сюрприз. Но не успел я дойти до лестницы, как раздался сигнал на вечернее построение. Моим первым порывом было побежать и, как обычно, встать в строй, но тут мне пришла в голову мысль, как поговорить комендантом без посторонних. Я остался стоять на месте. Мое решение оказалось правильным. Комендант вышел на плац, осмотрелся и, увидев меня, махнул рукой призывая принять участие в построении. Я замотал головой и сделал оскорбляющий жест. Несколько братков засмеялись. Комендант решительным шагом направился ко мне.

— Романов, что вы себе позволяете, — громко сказал он, подходя ко мне.

— Простите! Молчите и слушайте, у нас мало времени. Сейчас сюда сбегутся — выпалил я и скороговоркой продолжал. — Вороир пешка, всем заправляет доктор. Будьте осторожны! Чип из моей головы вынули, пока. Началось нагноение. Хотят поставить через две недели, когда заживет рана. Они не догадываются, что я знаю про чип. Считают меня «болванкой», которая по всем параметрам подходит для фарширования шпионской аппаратурой. Их задача — создать мне невыносимые условия жизни на базе, чтобы я сбежал к раттерианцам. Им нужен выход на Белое братство. Второе, на складе с медицинским оборудованием лежит бомба. Они устраивают провокацию, на базу входят чужаки, бомба взрывается — раттерианцы и мы все отдаем Богу душу. Раттея без людей. Ее начинают осваивать наши деловые люди. И третье — они всеми силами стараются, чтобы мы с вами не смоги поговорить. Помогите мне… Вот, черт, Вороир! Быстро ему донесли… — и тут же перешёл на негромкий голос, — и я не обязан стоять в строю и подчиняться вам. Теперь я числюсь в Лаборатории…

— А ну повтори, — загромыхал комендант, — его лицо пылало негодованием, руки сжались в кулаки, будто он изо всех сил пытался не броситься на меня или еще на кого-нибудь.

— Пожалуйста, меня зачислили в Лабораторию, и я подчиняюсь не вам, а директору.

— А вот это ты видел? — комендант сунул мне под нос фигу. — Твой Вороир не имеет права забирать тебя без моего разрешения. А такого разрешения не дам. И сейчас ты у меня строевым шагом пойдешь в карцер. Налево. Шагом марш! — ревел он.

— Что тут происходит? — Вороир подбежал, тяжело дыша.

Комендант резко повернулся на каблуках, и вся его ярость вылилась на директора Лаборатории. Сначала он смачно облил его матом, а потом рявкнул: — Я не позволю вам заниматься самоуправлением! Осужденный Романов подчиняется мне.

— Конечно, конечно! — как из-под земли появился доктор, запыхавшийся и с капельками пота на лице. — Но он болен, пока еще болен. Могу представить диагноз. Как только его состояние позволит, он тут же встанет в строй.

— То есть как? — заорал я, — но мне директор Лаборатории сказал, что он подал рапорт, чтобы перевели меня в Лабораторию!

— Рапорт? — комендант захохотал, — Чтобы вы знали, Романов, рапорт сначала подается на рассмотрение мне, а я уже принимаю решение…

— Вы обманули меня, — с негодованием обратился к директору.

— Нет! — стал оправдываться Вороир, — чтобы поднять вам настроение, я обнадежил вас. Я и в самом деле, собирался сегодня подать рапорт на имя коменданта…

— Смею заверить вас, я его не подпишу. Романов в строй.

Но тут спокойный холодный как сталь голос доктора заставил всех замолчать.

— Простите, комендант! Но вы, кажется, забыли о правах человека. Больному с таким диагнозом, что у Романова нельзя делать резких движений, поднимать тяжести, находиться в дымном помещении, слушать громкую музыку, подниматься на высоту более трех метров… Продолжить? И я как врач, категорически заявляю, что юноша ближайшие две недели будет под моим личным присмотром. Но как только ему будет лучше, я сообщу вам. Вороир, будьте любезны отведите Романова в его комнату.

— Но я хотел полить цветы, — заупрямился я.

— Завтра с утра польете. Вы бледны, возбуждены, у вас глаза красные. И я боюсь, что вам опять станет плохо, — настаивал доктор. А Вороир вывернул мне руку за спину, так, что я взвизгнул от боли, и повел к зданию Лаборатории.