Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

Но наконец испытание закончилось. Подростки благополучно достигли вершины и, преодолев последние несколько футов, выбрались на вересковую пустошь. Уселись на землю, тяжело дыша, измученные и взмокшие, и пригляделись друг к другу, на этот раз с одобрением и взаимным уважением.

— Благодарствую. — Своеобразный оттенок церемонности придал словам рыжеволосого мальчишки особую значимость. — Прости, что причинил тебе столько хлопот. Одного такого спуска любому более чем достаточно, а ты лазал то вниз, то вверх ловко, точно горная коза.

— Я привык. По весне мы собираем яйца, а потом ловим птенцов. Но в этом месте скалы уж больно коварны. На первый взгляд ничего сложного, камень выветрился, знай карабкайся, точно по ступеням, а на самом деле — того и гляди сорвешься.

— Теперь-то я и сам понял. Так оно все и случилось. Выступ казался таким надежным, а вот взял да и обвалился. Я еще дешево отделался. Мне здорово повезло, что ты оказался рядом. Я за весь день ни души не встретил. Значит, ты живешь тут поблизости?

— Да. Вон там, в полумиле отсюда, в Тюленьем заливе. Мой отец — рыбак.

— Как тебя звать?

— Мордред. А тебя?

В лице чужака снова отразилось легкое удивление, словно Мордреду полагалось знать такие подробности.

— Гавейн.

Рыбацкому сыну это имя явно ровным счетом ничего не говорило. Он взялся за корзинку, поставленную Гавейном на траву между ними. Из-под крышки доносилось странное шипение.

— А там что? Я подумал, что вряд ли яйца.

— Парочка соколят. Ты разве не видал соколиху? Я слегка побаивался, что она налетит и собьет меня с уступа, но дальше воплей она не пошла. Впрочем, двух я ей оставил. — Рыжеволосый мальчишка усмехнулся. — Само собою, мне достались лучшие.

Мордред себя не помнил от изумления.

— Соколята? Но ведь это запрешено! Ну, то есть для всех, кроме дворцовой знати. Если кто-нибудь их увидит, несдобровать тебе! И как это ты подобрался к гнезду? Я знаю, где оно: вон под тем нависающим выступом с желтыми цветами, но выступ-то еще на пятнадцать футов ниже того места, где ты застрял.

— Все очень просто, нужно лишь немного сноровки. Смотри.

Гавейн приоткрыл крышку. Внутри Мордред увидел двух птенцов — совсем маленьких, хотя и вполне оперившихся. Они шипели и метались в своей тюрьме, тщетно стараясь высвободить коготки, увязшие в мотке пряжи.

— Меня сокольничий научил. — Гавейн снова закрыл крышку. — Спускаешь в гнездо клубок шерсти, а птенцы на него кидаются. Запутаются — тут-то ты их и вытягиваешь. Так можно словить самых лучших, тех, что храбрее. Вот только от матери-соколихи надо уворачиваться.

— Так ты добыл птенцов из-под уступа, уже свалившись со скалы? То есть когда расшибся?

— Ну, делать-то все равно было нечего, раз уж я там застрял; кроме того, ведь за ними я и отправился, — просто ответил Гавейн.

Это Мордред был вполне в состоянии понять. Преисполнившись нового уважения к собеседнику, он порывисто предложил:

— Но тебе, чего доброго, и впрямь достанется. Послушай, отдай мне корзинку. Если мы распутаем шерсть, я снова спущусь и погляжу, не удастся ли посадить птенцов обратно в гнездо.

Расхохотавшись, Гавейн покачал головой.

— Не удастся. Да не тревожься ты, все в порядке. Я так и подумал, что ты меня не знаешь. Я, собственно говоря, из дворцовой знати. Я старший сын королевы.

— Так ты — принц Гавейн?

Мордред снова окинул взглядом платье мальчика, отделанный серебром пояс, подмечая уверенную манеру держаться, общее ощущение благоденствия. И вдруг, от одного слова, его собственная уверенность сгинула вместе с непринужденностью равенства и даже превосходства, право на которое давал ему спуск по скалам. Перед ним стоял уже не бестолковый мальчишка, которого он вызволил из беды. То был принц; более того, принц и наследник трона, а в будущем — король Оркнеев, если Моргауза когда-либо сочтет нужным — или окажется вынуждена — уступить власть. А сам он — деревенщина. Впервые в жизни Мордред вдруг отчаянно застеснялся своего вида. Всю его одежду составляла короткая туника из грубой холстины: Сула соткала ее из очесов, оставленных овцами в зарослях куманики и утесника. Поясом служил обрывок веревки, сплетенной из ячменных стеблей. Босые ноги побурели от торфа, а теперь еще и покрылись царапинами и грязью от лазания по скалам.

— Но разве тебе не полагается свита? Я думал… то есть не думал, что принцы ходят одни, — поколебавшись, спросил Мордред.

— Не ходят. Я сбежал.

— А королева не рассердится? — с сомнением осведомился Мордред.

В броне самоуверенности наконец-то возникла брешь.

— Возможно.

В одном-единственном словечке, произнесенном небрежно и как-то слишком громко, Мордред отчетливо расслышал опасливую ноту. Но и это чувство было ему понятно и даже доступно. Среди островитян бытовало убеждение, что их королева ведьма и ее должно бояться. Поселяне гордились этим так, как гордились бы жестоким, но дельным королем-воином, смиренно покоряясь его воле. Любой мог без урона для чести испытывать страх перед Моргаузой, даже ее собственные сыновья.

— Может статься, на сей раз она не прикажет меня высечь, — с надеждой заметил юный король Оркнеев, — Когда узнает, что я повредил ногу. И соколят я таки добыл. — Гавейн помялся. — Слушай, похоже, без посторонней помощи до дома мне не добраться. А тебя накажут за то, что бросил работу? Я позабочусь о том, чтобы твой отец не понес убытка. Может, если ты сходишь к своим и предупредишь их…

— Пустое, — объявил Мордред, к которому вновь вернулось самообладание.

В конце концов, между ним и этим блестящим наследником островного королевства есть и другие различия. Принц боится матери, и вскорости ему предстоит держать ответ, и оправдываться, и откупаться добытыми соколятами. А он, Мордред…

— Я сам себе хозяин, — непринужденно заверил он. — Я помогу тебе вернуться во дворец. Подожди, я схожу за салазками и отвезу тебя домой. Надеюсь, веревка выдержит.

— Ну, если ты так уверен… — Гавейн ухватился за протянутую руку, и сын рыбака рывком поставил его на ноги. — Ты-то точно выдержишь, ты сильный. Сколько тебе лет, Мордред?

— Десять. Ну, почти одиннадцать.

Если Гавейн и порадовался ответу, он это скрыл. Оказавшись лицом к лицу со своим спасителем, он видел: Мордред выше на ширину по меньшей мере двух пальцев.

— А, на год постарше меня. Пожалуй, далеко тащить салазки не придется, — добавил принц, — Меня наверняка уже хватились и кого-нибудь да вышлют на поиски. Да вот и они!

И не ошибся. С вершины ближайшего холма, где вереск сходился с небом, раздался оклик. К мальчикам спешили трое. Двое, королевские стражники, судя по одежде, были вооружены щитами и копьями. Третий вел коня.