Мэри Стюарт - Принц и пилигрим

Что за бред! Призвав на помощь воспитанное годами железное самообладание, Мордред выбросил из головы предположения и догадки и сосредоточил внимание на том, в чем был уверен. По крайней мере, он едет. Если король некогда и пытался его убить, то было при жизни Мерлина и, предположительно, по его совету. Теперь Мерлин мертв, и он, Мордред, подвергается ничуть не большей опасности, нежели его сводные братья. Так что он примет все то, что предложит ему большая земля, и, оказавшись за пределами островной цитадели, хотя бы выяснит, хитростью, если нужно, или просто справившись о прецеденте у королевских советников, что причитается старшему сыну короля, даже если позже родились еще дети, способные оттеснить первенца…

Мордред заставил себя прислушаться к словам королевы. Похоже, они поплывут на собственном корабле, под названием «Орк», который благодаря колдовскому предвидению Моргаузы был заною оснащен, покрашен и обставлен с роскошью, столь милой сердцу королевы. Да и дары, которые предстоит взять с собой, почти готовы; и одежда для мальчиков, и наряды и украшения для их матери. Габран тоже поедет, а также и личная охрана королевы, а совет из четырех вельмож возьмет в свои руки управление Оркнеями, под началом у посла верховного короля… А поскольку сам верховный король в Камелот не вернется до конца октября, путешествие будет неспешным; достанет времени навестить королеву Моргану в Регеде…

— Мордред!

Рыбацкий воспитанник вздрогнул.

— Госпожа?

— Останься. Остальные — ступайте. Эльса!

В дверях возникла старуха.

— Проводи принцев в их покои и позаботься о них. Пригляди, чтобы не болтали, но тут же улеглись по постелям. Габран, выйди! Нет, не туда. Дождись меня.

Габран повернулся на каблуках и удалился в спальню. Гавейн нахмурился ему вслед, поймал взгляд Моргаузы — и гримасы как не бывало. Подавая пример прочим, он первым шагнул вперед и поцеловал матери руку. Эльса выставила мальчиков за порог и засуетилась, зацокала языком еще до того, как дверь плотно закрылась.

Оставшись наедине с королевой, Мордред усилием воли взял себя в руки и приготовился слушать.

Едва за мальчиками закрылась дверь, Моргауза резко встала и отошла к окну.

Это движение увело ее из каминного зарева в светлеющее серебро луны. Холодный отблеск из-за спины погрузил во тьму лицо и фигуру, но обрисовал очерк волос и платья, так что Моргауза вдруг показалась созданием тени в обрамлении света, видимым лишь отчасти и совершенно нереальным. По спине Мордреда снова побежали мурашки: так у зверя шерсть встает дыбом при приближении опасности. Моргауза была ведьмой, и, как любой из островных жителей, мальчик страшился ее власти, которая представлялась ему столь же несомненной и естественной, как ночь, сменяющая день.

Он был еще слишком неопытен и слишком благоговел перед королевой, чтобы понять, что Моргауза в замешательстве и, вопреки обыкновению, не на шутку встревожена. Посол верховного короля был холоден и резок; доставленное письмо заключало в себе только высочайшее повеление, коротко и официально изложенное: ей и пяти мальчикам вменялось в обязанность явиться ко двору. Причина не указывалась, отговорки не принимались, а эскорт солдат, прибывший на том же корабле, должен был обеспечить безоговорочное послушание. Моргауза засыпала посла вопросами, но ничего более не узнала; бесстрастная сдержанность гонца сама по себе заключала угрозу.

Нельзя было утверждать наверняка, но, судя по стилю письма, представлялось вполне возможным, что Артур обнаружил-таки местонахождение Мордреда; он явно подозревал, даже если и не знал доподлинно, что пятый мальчуган при оркнейском дворе — его сын. Откуда бы он проведал истину — этого Моргауза взять в толк не могла. Много лет назад из уст в уста передавались сплетни о том, что она, дескать, возлегла со своим сводным братом Артуром перед самой свадьбой с королем Лотом и в должный срок разрешилась сыном, но повсеместно считалось, будто помянутый мальчик погиб в числе прочих младенцев Дунпелдира. Моргауза готова была поручиться, что здесь, на Оркнеях, ни одна живая душа не знает и не догадывается о том, кто таков Мордред; дворцовые сплетники перешептывались о «Лотовом пащенке», этом пригожем мальчишке, которому покровительствует королева. Ходили, безусловно, и другие, более скабрезные слухи, Моргаузу изрядно забавлявшие.

Но Артур каким-то образом прознал правду. И послание не оставляло места сомнениям. Солдаты отконвоируют ее в Камелот, а вместе с нею и всех ее сыновей.

Глядя на мальчика, которому предстояло послужить для нее пропуском к милостям Артура, к власти и достойному положению в центре событий, Моргауза размышляла про себя, не сказать ли Мордреду тут же и сразу, чей он сын.

На протяжении всех тех лет, что Мордред пробыл во дворце, живя и воспитываясь вместе со сводными братьями, королеве даже в голову не приходило открыть сыну глаза. Придет срок, говорила себе Моргауза, представится возможность явить мальчика миру и использовать его к наибольшей выгоде; либо время, либо магия подскажут ей, когда пробьет час.

Правда заключалась в том, что Моргауза, подобно многим женщинам, которые добиваются своего главным образом посредством влияния на мужчин, была скорее хитра, нежели умна, и притом ленива по складу характера. Так что годы шли, а Мордред по-прежнему пребывал в неведении, и тайну его знали только мать да Габран.

А теперь каким-то образом о ней проведал и Артур и сразу по смерти Мерлина послал за сыном. И хотя Моргауза многие годы порочила чародея из ненависти и страха, она знала, что именно Мерлин изначально защитил Мордреда и ее саму от неистового гнева Артура. Так чего Артуру надо теперь? Убить Мордреда? Наконец-то убедиться своими глазами? Королева тщетно ломала голову. Что станется с Мордредом, заботило ее только применительно к собственной участи, но за себя она тревожилась. С той самой ночи, когда она возлегла со своим сводным братом, дабы зачать сына, Моргауза с Артуром не виделась; рассказы о могущественном, неукротимом, ослепительном короле не сходились с ее собственными воспоминаниями о пылком мальчишке, которого она расчетливо завлекла к себе на ложе.

Моргауза стояла спиной к яркой луне. Лицо ее оставалось в тени. Королева заговорила, и голос ее прозвучал бесстрастно и ровно:

— Ты ведь тоже, заодно с Гавейном, болтаешь с заезжими мореходами и торговцами?

— Ну да, госпожа. Мы частенько ходим в гавань вместе с прочим людом послушать новости.

— Кто-нибудь из них… Постарайся припомнить в точности… Не случалось ли того за последние несколько недель или месяцев, чтобы кто-нибудь из них сам заговорил с тобою? Принялся расспрашивать?