Андрей Мартьянов - Странник (авторский текст)

— Юрген Грейм, — щелкнув каблуками откозырял страж кайзеровским манером: два пальца к виску. — Герр оберст, рад вас приветствовать.

— Heil, — Фальке отдал честь по манеру ГДР, раскрытой ладонью к непокрытой голове. Говорили на немецком. — Каковы распоряжения?

— Вы можете вернуться, герр оберст. Господ и даму провожу я. Виза выдана на двадцать четыре часа.

— Виза? — не удержался Иван.

— Так точно. Примите.

В ладонях концессионеров оказался округлый значок размером самое большее с ноготь — полусфера, несущая изображение силуэта ликторской связки. Так-так.

— И что с этим делать, господин обер-лейтенант? — сказал Иван.

— Положить в карман или прикрепить к одежде. Терять — крайне нежелательно. Герр Фальке?

— Спустя девятнадцать часов по нашему счету я подам запрос на новый переход. Если встреча закончится раньше, дайте знать. Благодарю вас, Грейм.

— Рад стараться, — снова откозырял офицер.

Минуточку: что значит «по нашему счету»?

Фальке ободряюще подмигнул Славику, преспокойно развернулся и перешагнул черту — исчез из зримого мира. Вернулся домой.

Инфернальным нацистом Юрген совсем не выглядел. При не самом внушительном росте он был широкоплеч и крепок, сразу видно — занимается спортом. Физиономия симпатичная, но без той черты безжалостности и патетической твердости, что прослеживаются на всех немецких военных плакатах шестидесятилетней давности. За таким парнем в «объективном времени» девицы увивались бы косяками — все в требуемых пропорциях: очевидная мужественность, приятная внешность и просто-таки непробиваемая, спокойная уверенность в себе.

Алёна, опытным взглядом, сразу определила — Грейм не играет перед чужаками некую роль, он на самом деле такой.

— Продолжительность визита будет зависеть еще от одного условия, — сказал обер-лейтенант, переведя взгляд на Ивана. — Ваши полномочия.

— Основной код «Туман», коды подтверждения «Потсдам» и «Дрезден», слово-ключ «Фридрих», подтверждение ключа «Тевтобургский лес», — без паузы отбарабанил Ваня, говоривший на немецком не самым лучшим манером, германскими языками он владел куда хуже романских. Добавил: — Наша коллега, Алёна Дмитриевна, будет выступать в роли переводчика.

— Принято, — кивнул Юрген Грейм. — Прошу следовать за мной. Контрольный пункт рядом, вы обязаны сдать все электронные приборы. Утаивать нет смысла, система обнаружения определит любое спрятанное устройство и тогда мы будем вынуждены просить вас покинуть охраняемую зону.

Славик честно сдал коммуникатор, который после отбытия из Питера использовал как MP3-плеер. У Алёны и Ивана не оказалось ничего подозрительного — их пропустили сразу.

Неразговорчивые хмыри на подобии КПП расположенном за стальной плитой запечатавшей ход к Двери тоже не напоминали эталонных эсэсовцев — один чернявый, другой рыжий, еще двое темно-русые. Форма такая же, как у Грейма, синяя с одним погоном.

— Пожалуйста, следуйте за мной, — сказал Юрген. — Челнок ожидает.

— Значит, челнок… — буркнул Иван. — Интересно.

— У меня сильнейшее дежа-вю, — задумчиво сказала Алёна Дмитриевна. — Всё это я уже неоднократно слышала. Догадайтесь, где и когда.

— Каждый из нас слышал, — отозвался Ваня. — На риторические вопросы предпочитаю не отвечать.

Замечание филологессы относилось к телевизионной программе, последние полчаса транслировавшейся по комбинированному теле-радиоприемнику — сооружению на хромированной подставке, с прикрытыми желтоватой материей динамиками и кондовыми пластиковыми кнопками.

Более всего концессионеров поразил экран — сверхархаичный кинескоп типа «рыбий глаз», живо напомнивший Славику старый советский «Рубин-417» до сих пор пылившийся на антресолях в квартире родителей. Изображение (хорошо хоть не черно-белое!) тоже соответствовало «рубиновскому» — кислотные цвета, подергивание и легкий «снегопад». И мы предполагаем, что здесь высокотехнологичная цивилизация?!

Однако, телевизор-мастодонт это еще полбеды. Абсолютное, ничем не выразимое ощущение чего-то донельзя знакомого по временам юности, вызвала передача на единственном доступном канале. Ведущие — лысеющий господин в костюме и девушка в строгом малиновом платье, — повествовали о давно позабытом: трудовых рекордах, высоких надоях и успехах в развитии промышленности, перемежая торжественно-официальные словеса краткими репортажами с мест событий.

Безупречно говорившая по-немецки Алёна переводила, стараясь сдерживать эмоции и хранить безразличный тон. Получалось не очень — особенно когда зашла речь о досрочном выполнении (о, Господи!) «социалистическим предприятием «Нойеверке» четырехлетнего плана по производству металла» или про повышение нормы пайков для квалифицированных рабочих на двадцать процентов…

Разместили концессионеров не то в элитной гостинице, не то в многоквартирном доме для здешней номенклатуры, сразу и не поймешь. Четыре комнаты (две спальни, столовая и гостиная), обширнейшая кухня с газовой плитой, коробом вытяжки, чудовищно огромным холодильником (под завязку забитым продуктами!) и немаленьким санузлом со всеми полагающимися аксессуарами включая биде. Металлические коробочки с зубным порошком под зеркалом в ванной, вызвали у Ивана приступ немого восхищения.

Потолки — метра четыре высотой. Мебель будто вышла прямиком из фильмов о сталинской или раннехрущевской эпохах, Славик в детстве стократ видел почти такую же на квартире двоюродного деда, контр-адмирала Антонова: массивные вещи в деревянных корпусах с лакировкой, очень престижные и дорогие, получали их через партийные или армейские распределители для больших чинов.

Сделано на века — дверца шкафа не из какой-то там гнилой ДСП, тут настоящая доска толщиной сантиметра два! Начищенные латунные ручки, помпезный фарфор в буфете, вокруг накрытого белоснежной кружевной скатертью стола можно свободно усадить обширное семейство — папа-мама и дюжина детишек.

Здесь даже пахло как в доме помянутого контр-адмирала: легчайший аромат дерева, средства для полировки, мыла и ваксы — сапожный крем со щетками отыскались в прихожей, на полке для обуви. Порядок в доме идеальный, ни пылинки, но при этом ясно: постоянно люди в квартире не живут, признаки «обитаемости» жилища наподобие чуть сдвинутой шторы, позабытой возле кухонной раковины кофейной чашки или пепельницы с недокуренной папиросой отсутствуют.

Кстати, о шторах. Едва обер-лейтенант Грейм убыл, оставив гостей в одиночестве и сообщив напоследок, что о времени и месте встречи с «официальным представителем правительства» им сообщат по телефону (громоздкий эбонитовый аппарат с литерно-цифровым диском висел на стене гостиной), Иван бросился к окну — оценить пейзаж, ибо в челноке иллюминаторов не было, а приземлился летательный аппарат в доке, сразу по посадке закрытом стальными створками внешнего шлюза.