Андрей Мартьянов - Странник (авторский текст)

— Неплохо, — дед одобрительно хлопнул Малыша по плечу. — Видно, что ты понимаешь тип мышления родственников.

— Шуточки у вас, Андрей Ильич…

— Почему же шуточки? Вы, рыжие, всегда оставались странными. Похоже, древнее наследие.

— Воображаю, что будет, когда Кельт из Питера приедет, — хихикнул Славик. — Оснуете неандертальскую общину в двадцать первом веке.

— Вернемся в реальность, — цыкнул дед на развеселившуюся молодежь. — Предупреждаю: сапиенсы опасны и не всегда адекватны, сталкивался — руку я потерял после тяжелого ранения метательным копьем, наконечник которого был смазан фекалиями.

— Что?

— Что слышал. Кроманьонцы вполне успешно используют самый ранний прототип биологического оружия, то есть действуют «нечестно» с точки зрения палеоантропов. Я тогда отбился, успел вернуться в «объективное время», но заражения и гангрены избежать не удалось. В итоге — ампутация. Спасибо Ваньке, протез отличный, но лучше от этого не становится… Сапиенсы используют метательное оружие и способны поражать противника на расстоянии, поэтому близко к ним не подходим и к себе не подпускаем: три единицы огнестрела у нас есть, предупредительный выстрел в воздух, если не остановятся — на поражение.

— Не хотелось бы убить пращура моего родного папы, — заметил Малыш. — Принцип бабочки Брэдбери.

— История неизменяема, — Андрей Ильич повторил прописную истину. — Однако стрелять в людей следует только при реальной угрозе. Кочевники меня знают, нападать не решатся, но все случайности предусмотреть невозможно.

— Знают? — изумился Славик.

— Когда-то пришлось прибегнуть к действенным мерам убеждения. По мнению мигрирующих кроманьонцев в прибрежных скалах живет злобный и могущественный дух. Божество, которое не следует беспокоить. Пришлось целый спектакль с пиротехникой разыграть. Память, в отличие от жизни, у них долгая, легенды передаются из поколения в поколение. Женщина-сапиенс, впервые увидев меня на стойбище «A-II» чуть от ужаса не умерла. Ничего, привыкла, уяснив, что я не вредный…

— Вы сказали, что память у людей долгая, а жизнь — короткая…

— Должен разочаровать. Наши пращуры хитрее, наглее и гораздо агрессивнее неандертальцев, но слишком хрупки. Вы по молодости не помните эпидемию гриппа 1964 года, а я тогда сдуру сунулся больным на эту сторону . Летом. Среди палеоантропов не умер никто, а пять семей кочевников, вставших рядом с Дверью выкосило — живыми остались тринадцать человек из двух сотен…

— Если они заразились, значит вы с ними общались близко?

— Пытался наладить контакт. Как и всегда — безуспешно… Они параноики, отвечающие только страхом, агрессией и неприятием. Понимаю, отчего неандертальцы панически боятся сапиенсов: принимая в расчет теорию эмпатии, палеоантроп сойдет с ума, чувствуя как на него накатывают волны негативных эмоций, генерируемые так называемым «человеком разумным». Не удивлен, что они предпочли умереть. Или уйти. Такое непереносимо.

— Уйти… — эхом повторил Славик. — Но куда? Двери? Многомиллионный народ, одномоментно бежавший за невидимые рубежи червоточин, ведущих в разные миры и эпохи? Народ, разделенный временем и пространством? Немыслимо!

— Каждый аргус — сам себе Дверь, сам себе прореха, — буркнул дед. — Делаем ставку на эмпатию и психологическую связь между каждым носителем коллективного разума, вместе синхронизируем точку перехода и?.. И что дальше?

— Гипотеза красивая, но КАК? Как подобное осуществить? Как связать разум неандертальца, обитающего в испанских Пиренеях, с сородичем на юге Сибири?

— Откуда я знаю? Вон у Малыша спроси. Только он здесь рыжий.

— А что я, что я? Вы тут аргусы с недоступными людям способностями. Рыжина вовсе не признак.

— Признак, да не самый важный, — дед зевнул в кулак. — Кто не хочет спать? Оба-двое? Вот и прекрасно. У меня в клапане рюкзака найдете литровую бутылку водки, оленина готова. Я на боковую. Разбудите через пять часов, перед рассветом, потом сами на отдых… Смотреть в четыре глаза, мы не в городском парке на пикнике!

— Андрей Ильич, вы разве не покушаете?

— Не хочу отягощать брюхо на ночь. Стар стал. Спокойной ночи. И в бинокль почаще посматривайте, мало ли…

— Не ори!..

— Да не станут они иметь с нами никаких дел! — втолковывал Славик преувеличенно-невозмутимому Ване. — …Я объясняю как могу, а не ору, чего ты цепляешься! Они нас боятся! Насмерть! Нет, если будет прямая, непосредственная угроза, они выйдут с копьями и дубинами — защитить себя, — но их страх другой! Они боятся мыслей. Непостижимого чужого разума!

— Спокойнее, — прикрикнул Иван. — Снижай обороты, сам же говоришь — палеоантропы шума не терпят. Развопился, будто курсистка, которую нагло поцеловал развязный студент, причем не обещая жениться.

— Извини, — Славик опомнился и взял себя в руки. — Но… Они не потерпят насилия. Будут сопротивляться.

— Есть вариант: использовать для возможной пропаганды людей с ограниченными способностями.

— Не понял?

— Даунов. Они не агрессивны по факту, от клинических дебилов не исходит враждебная аура, а научить их несложным манипуляциям вполне можно.

— Ох ты ё-моё, — Славик зарылся пятерней в растрепанную шевелюру. — Теперь понимаю, почему палеоантропы не хотят с нами связываться… Как ты себе это представляешь?

— Просто. Люди с выраженным отставанием в психическом развитии a priori добры, у них нет комплекса ответной агрессии. Следовательно…

— Немедленно прекратите, — рявкнула Алёна, впервые повысившая голос на компаньонов. — Иван, Слава, заткнитесь. Оба! Я что сказала?.. Вы хоть понимаете, о чем говорите?

— Отлично понимаю, — ровным голосом отозвался Ваня. — Чистый прагматизм и обнаженная логика.

— Я заткнулся, — примирительно сказал Славик. — Зачем ссориться? Ваня — гипертрофированный реалист с соответствующим восприятием мира и презрением к этическим нормам. Я, напротив, идеалист. Что дальше?

— Выбрав меня независим арбитром, — филологесса была тверда как никогда. Ни нотки сомнения в голосе, — вы сами подчинили себя чужому мнению. Моему. Поэтому я скажу одесским манером. Ша, мальчики. Хватит. Увлеклись, что один, что другой. Детишки детсадовского возраста, иначе не скажешь — нашли необычную игрушку и вцепились в нее всеми конечностями. При этом не думая, что перед вами не вещицы из каучука или пластика, а живые люди. Помните, чем оканчиваются игры с живыми людьми и попытками против воли устроить их будущее? Имя одного из таких игроков — Адольф Гитлер, — ни о чем не говорит?

— Алёна Дмитриевна, вы преувеличиваете наши скромные возможности, — сказал Ваня, но в его голосе отчетливо проскальзывала неуверенность. С чего бы? — Я не предлагаю…