Святослав Логинов - Чёрный смерч [сборник]

— Девок матери замуж отдают! — проскрипел Таши. — Это не отцовское дело, куда он суётся?

— Мать против его слова и пикнуть не смеет, особенно теперь, когда его вождём выбрали. А старшей матери так и вовсе всё равно. Как он скажет, так и будет. А я бы за тебя пошла, — Тейла бросила на Таши жалостный взгляд, — ты добрый. По тебе много девчат вздыхает, но это оттого, что ты красивый, а мне нравится, что добрый. Все родичи тебя хвалят, один отец не любит, уж не знаю, за что…

— Так зачем его спрашивать? Дождёмся послебудущей осени, дожинки начнутся, я тебя головнёй помечу — пусть-ка попробует отказать!

— Так он говорит, что и праздника дожинок больше не будет, а то за одну ночь мэнки всех молодых ребят подменят.

— Это мы ещё посмотрим, — пообещал Таши, — до послебудущей осени много воды утечёт. Мы вот на днях с Ромаром на низ пойдём, священный нефрит искать. Добуду зелёный нож, так небось и твой отец мне не откажет.

Тейла беспомощно улыбнулась, но ничего не сказала.

— А ты камушек бери. — Таши вновь протянул ладонь. — Он маленький, камушек-то, ты его спрячь, отец и не узнает.

Тейла согласно кивнула и осторожно взяла с широкой ладони прозрачный камень, напоённый сиреневым вечерним светом.

В Большом селении у бродяги Ромара был свой дом — землянка, выкопанная неподалёку от стены. Кроме шамана, никто из родичей давно уже не жил в землянках — строили деревянные дома, обмазывая стены глиной и засыпая крыши землёй. Во всём селении оставалось три землянки: Круглая землянка, перекрытая покупной мамонтовой костью, где до недавнего времени обитал Матхи и куда теперь вселился Калюта, Отшибная землянка, тоже предназначенная для колдовских целей, и дом Ромара. Это никого не удивляло — где еще жить колдуну, которого уже чуть ли не в глаза зовут бессмертным?

Теперь Ромар лежал, скорчившись, на постели, на которой ему так редко приходилось ночевать, а Уника сидела рядом и слушала прерывистую речь старика:

— Пусть народ радуется, без праздника сейчас нельзя, а то руки у людей опустятся. Плохо, что и вождь вместе со всеми празднует, думает победу одержал невесть какую. Нету победы, нету. Ведь это мэнки нашими руками Завеличье очистили. Там теперь если кто и остался, кроме их проклятого племени, так о них и говорить не стоит. У мэнков, правда, победы тоже нет, не удалось им нас нахрапом взять, а колдунов они потеряли много. Вот только долго ли я так продержусь? Да и не дело, когда весь род от одного человека зависит. А если бы они всю эту толпу на Верхнее селение обрушили? Взяли бы его, как пить дать — взяли.

Уника молчала, соглашаясь, скорбно глядела на тщедушную фигурку волшебника. Сдал Ромар за последние годы, и не видеть это может лишь тот, кому привычка глаза застит. Заместо бороды, и прежде негустой, торчит пяток седых волосин, на черепе пух какой-то, да и весь Ромар словно бы усох и куда больше похож не на живого человека, а на призраков, что сидят на берегу подземного озера во владениях мудрого чужинца Баюна. Там собрались маги прежних времён, великие колдуны всех рас и народов. Некогда они были так могучи, что теперь не могли умереть, но стали так стары, что не могут жить. Во время прошлого похода Уника с Ромаром побывали в той пещере, и с тех пор это видение порой возвращается к Унике и вспоминается спокойный вопрос Ромара: «Это и моя судьба?» — и ответ хозяина: «Так или иначе, но ты попадёшь сюда. Но я бы хотел, чтобы ты пришёл ко мне, прежде чем силы окончательно оставят тебя. Тогда нас было бы двое». Однако проходят годы, а Ромар не собирается на покой и не щадит сил, которых осталось не так много. И, словно подслушав мысли ученицы, Ромар произнёс:

— А ведь я надорвался сегодня. Думаешь, это просто — такую ораву переколдовать? Да и волшба их незнакомая, как с ней справляться — неведомо… пришлось силой ломить. Второй раз мне такого не выдюжить.

— Баюна вспомнил? — Уника ничуть не удивилась, что и Ромару пришло на ум то же, что и ей самой.

— Вспомнил. Пора мне к нему в пещеру спасительную, покуда я ещё в разуме. Я ведь чувствую, душа во мне на единой жилке держится.

— Когда выходить будем? — буднично спросила Уника.

— А вот переделаем все дела, разберёмся с мэнками, да и пойдём потихоньку. — Ромар улыбнулся, и Уника обратила внимание, что и зубы у старика уже не те: почернели, торчат вкривь и вкось. А ведь зубы для безрукого — первый инструмент.

— Ты не смейся, — сказала Уника. — Я ведь серьёзно спрашиваю.

— А ежели серьёзно, — Ромар приподнялся, — то уходить нам с тобой отсюда нельзя и не уходить — тоже нельзя. Как ни раскидывай — кости неровно ложатся. Я ведь собирался на низ идти, а теперь это тебе придётся. Места знакомые, не заплутаешь. Без нефритового ножа наши не отобьются от мэнков. А то ведь от священного нефрита лишь малая часть осталась, да и та… — Ромар поморщился, — не в тех руках.

— Я понимаю, — покорно кивнула Уника. — Сама потеряла камень, сама и искать буду.

— Ты себя не вини, кто ж знал, что такое случится… Главное, что Кюлькасу конец пришёл, что род со свету не сгинул. А нож мы найдём, вещь заметная. Сын с тобой пойдёт, он парень толковый и в походах бывал. Калюта отсюда помогать будет, сколько сможет, но ты на него особо не рассчитывай, ему сейчас и без этих забот тяжеленько придётся. И ещё — мальчонку с собой возьми, который у Матхи в учении был.

— Этого зачем? — изумилась Уника. — Путь не близкий, места сам знаешь какие. Не детское это дело — к Сухому лиману соваться. Да и чем он помочь может?

— Ничем не может, — согласился Ромар. — Одна лишняя морока. Но без этого мальчонка погибнет. Сама знаешь, что ему сделать пришлось — старика убийцам отдать, чтобы весь род выручить, — такого и взрослый не осилит. Погибнуть куда проще, чем с трещиной в душе жить. Теперь мальчонке или шаманом быть, или не быть вообще. Вот пусть сходит в те края, поглядит, какова шаманская правда. Да и на тебя поглядеть ему не вредно.

— Странные ты вещи говоришь, — протянула Уника. — Где это видано, чтобы будущий шаман у йоги учился — между нами всегда вражда была. И потом, ребёнок заботы требует, прокорма, а нам этим недосуг озабочиваться — пойдём ходом. Я привычная, Таши у меня вовсе молодец, а ребёнку каково? И что, если из-за этих забот мы с делом не управимся? Не лучше ли одному малышу сгинуть, чем всем, сколько их на свете есть? Дело сам знаешь какое — оплошки быть не должно, а ребёнок станет обузой. Справлюсь ли?

— Справишься! — твёрдо сказал Ромар. — Я у тебя иное спросить хотел. Поглядел я тут на твоё колдовство, и сомнение меня взяло — откуда у тебя всё это? Ты же со старой йогой, с Нешанкой, дважды всего видалась, один раз у неё в помощницах была. Когда же всю науку перенять успела? Я о твоих волшебствах много наслышан, да и сегодня кой-что повидал. Ты уж прости меня, старого, но такому колдовству лучше на свете не быть. Я-то помню, какие чары мудрые йоги творили, — страшное дело. Я, честно говоря, надеялся, что оно теперь в прошлом и больше на землю не воротится.