Анастасия Анфимова - Оскал Фортуны-2. Под несчастливой звездой.

Закрыв дверь на замок, Тусет стал спускаться во двор, придав лицу привычное надменное выражение.

Путешествие к казармам городской стражи оказалось довольно утомительным. Солнце поднималось все выше, нагревая воздух, кирпичи зданий и камни мостовой. Даже привычный к жаре келл немного вспотел. Шагавший рядом Треплос то и дело вытирал лоб. Только черные носильщики, казалось, не замечали палящего зноя. На их родине в Банарской пустыне климат даже жарче чем в Келлуане, где дарят прохладу воды великого Лаума.

Жрец издали заметил Алекса, расхаживавшего у закрытых ворот казарм. "Что-то мой охранник занервничал? — усмехнулся про себя Тусет. — Кажется, он все-таки неравнодушен к девчонке. Это плохо".

Носильщики опустили паланкин.

— Айри здесь. Жива, здорова, — доложил юноша. — Но без распоряжения начальства ее не отпустят. Десятник ушел со стражниками в город, а стратег на службу еще не явился.

— Где его можно отыскать? — нахмурился жрец.

— Писец сказал, что дома.

— Где он живет? — отрывисто спросил Тусет.

— Неподалеку от храма Сухара всенасущного.

Жрец повернулся к старшему из носильщиков.

— Это не так далеко, маг, — прогудел тот.

— Подождите, мудрец, — остановил Тусета охранник, когда тот собрался сеть в паланкин.

— Что еще? — нахмурился келл.

— Давайте отойдем, — предложил Алекс, и жрецу это сразу не понравилось. Но он уже привык доверять своему охраннику.

— Здесь Нарон, — вполголоса проговорил юноша, когда они подошли к стене казармы.

— Где? — не понял старик.

— В тюрьме, — усмехнулся Алекс. — Сидит со вчерашнего утра.

— За что?

— Пришла быстроходная бирема с послами магистрата Милеты, — стал рассказывать юноша. — По их требованию городская стража и задержала Нарона.

— Ты не можешь толком объяснить, в чем его обвиняют? — не сдержавшись, рявкнул жрец.

— В ночь нашего отплытия в Милете ограбили храм богини мудрости, — так же не торопясь, продолжал Алекс. — По утверждению послов награбленное вывезли на его корабле.

— Приказчик Мальтус?! — вскричал Тусет. — Шерсть!

— Вы правы, мудрец, — кивнул юноша. — В тюках оказалась сухая трава, камни и овечий помет.

Жрец с силой ударил посохом о землю.

— Треплос! Сюда иди!

Поэт, с тревогой наблюдавший за их беседой, стрелой подлетел к господину и поклонился.

— Ты знал, кто такой Мальтус?

Юноша побледнел.

— Я способен многое простить, — процедил сквозь зубы жрец. — Но ограбить храм!!!

Треплос рухнул на колени.

— Я не знал! Клянусь всеми богами, я не знал! Он сказал, что им надо срочно уехать из города из-за долгов!

— А про то, что никакой шерсти нет…

— Мальтус говорил, что вывозит свои пожитки! Кое-что из вещей и все! Поверьте мне, господин! Я бы ни за что не связался с грабителями…

Посох Тусета звонко хлопнул по спине юноши.

— Мерзавец!

— Он не виноват, мудрец, — проговорил Алекс. — Если бы он знал про ограбление, то не пришел бы к тебе.

— Почему? — жрец замер, удержавшись от второго удара.

— Нарон даросец уважаемый купец. Его не могут просто так казнить. Даже за такое преступление. На суд могут вызвать тебя, чтобы подтвердить его невиновность. Поэтому находиться в этот момент рядом с тобой для Треплоса смертельно опасно. По одному твоему слову его схватят как пособника грабителей.

Поэт поднял испуганное лицо и с благодарностью взглянул на охранника. Его рассуждения показались жрецу правильными. Но как-то не хотелось признавать это.

— Может быть, он просто дурак? — проворчал Тусет.

— Нет, мудрец, — Алекс улыбнулся. — Глупым было бы пытаться спрятаться в городе, не зная в нем никого. Но Треплос принял правильное решение. Он пришел к тебе и даже согласился стать слугой. А ведь он свободный гражданин Милеты.

Поэт счел нужным напомнить о себе.

— Господин маг, прости! Клянусь всеми богами, я не знал, что Мальтус собирается ограбить храм.

Юноша ткнулся лицом в мостовую.

— Я не могу тебе верить, — покачал головой жрец. — Лживый слуга должен быть наказан. Будь мы в Келлуане, я приказал бы бить тебя палками. А здесь… Иди куда хочешь.

— Нет, господин! — заплакал Треплос. — Не прогоняй меня. Обещаю, я никогда больше не буду тебя обманывать.

— Иди.

— Выслушайте меня, мудрец, — тихо сказал Алекс. — Оставьте его.

— Я послушал тебя и взял в дом лжеца! — сурово поджал губы Тусет. — Теперь, когда все выяснилось, ты опять заступаешься за него. Он тебе так нравится?

Губы охранника дрогнули в подобии улыбки.

— Если Треплос останется в Нидосе, то погибнет.

— Награда достойная лжеца! А ты еще встретишь красивого юношу.

— Вы напрасно обижаете меня, мудрец, — нахмурился охранник. — Он хороший поэт. Если останется жив, сможет сочинить новый гимн Сету или поэму о вашем беспримерном путешествии. Кто знает, вдруг она получится такой, что переживет века?

Жрец заколебался. Алекс наклонился вперед и тихо прошептал:

— А главное, он не сможет тебя предать.

— Почему? — одними губами спросил келл.

— Потому, что иначе ты выдашь его милетским властям. Там еще долго не забудут ограбление храма.

Тусет удивленно посмотрел на Алекса. На миг ему показалось, что перед ним не юноша с первым пушком на верхней губе, а умудренный жизнью старик. Он отстранил охранника и приблизился к поэту, который поднялся с колен и с мрачной решимостью ждал решения своей судьбы.

— О чем ты еще мне соврал? — спросил жрец, снизу вверх глядя на поэта.

Юноша замялся.

— Я тоже бежал из Милеты. Только я никого не грабил!

— Долги? — поинтересовался старик.

— Нет, — поэт опустил глаза. — Советник Анатус грозился меня убить. Его жена родила рыжего парнишку. Вот он меня и заподозрил.

— А ты конечно ни причем? — не смог удержаться от улыбки Тусет.

— Но это уже не только моя тайна, господин, — потупил глаза поэт.

Жрец вздохнул, глядя на охранников. Потом, тяжело опираясь на посох, пошел к паланкину.

— Ты, Треплос, жди нас здесь. Алекс будешь сопровождать меня в казарму.

Поэт подскочил к Александру и раскинул руки, собираясь заключить его в объятия.

— Тихо! — предостерегающе вытянул руку Алекс. — Я не люблю, когда меня трогают.

Служанка торопливо поднималась на галерею гостиницы. "Десять дебенов серебра" сладчайшей музыкой звучали в голове слова толстого, непонятного келлуанина, поселившегося вчера днем. Сумма огромная для рабыни и всего лишь за футляр с папирусом. В Нидосе городские власти строго следили, чтобы собственники не выбрасывали на улицы постаревшие, и ставшие никуда не годными "говорящие орудия". Нищих хватало и без престарелых рабов. Догадливые хозяева быстро отыскали выход, стариков стали убивать, а тех, кто покрепче продавали на келлуанские каменоломни. Вот почему любой раб со страхом ждал наступления старости. Наиболее ушлые из них старались собрать хоть сколько-нибудь денег, с тайной надеждой выкупить себя. У служанки в тайнике уже лежал почти дебен серебра, но этого было все еще недостаточно. Толстяк дал ей строгие инструкции, что она должна делать, и пообещал заплатить три дебена. Но перед тем, как служанка ушла от него утром, он сказал: "Если у тебя будет возможность выкрасть папирус, я заплачу сразу десять…" Кажется, такой случай представился именно сейчас. Маг со слугами отправился в казармы городской стражи выручать свою рабыню. В номере никого нет. Правда служанка побаивалась волшебства. Хозяин вчера всем объявил, что келлуанский чародей заколдовал его гостиницу от воров. Испуганная женщина сразу же пришла к толстяку и решительно отказалась ему помогать. Мужчина засмеялся и успокоил ее, заявив, что защита будет работать только на проникновение снаружи, а она же придет изнутри. Это немного успокоило бедную женщину. Прихватив из комнаты хозяина ключ от номера мага, она поспешила на галерею. Улучив момент, когда двор опустеет, служанка открыла дверь и нырнула в комнату. Она сразу почувствовала странный, ни на что не похожий запах. Снаружи послышались шаги. Женщина присела так, чтобы ее нельзя было увидеть сквозь щель в ставнях. Кто-то, тяжело отдуваясь, прошел мимо. Номер имел форму "Г". Заскочив за угол, служанка оказалась у кровати. Толстяк сказал, что футляр спрятан в сундуке, который стоит в комнате слуг. Женщина нырнула за циновку и едва не чихнула от неприятного запаха. В помещении царил полумрак, чуть рассеиваемый робким огоньком светильника, стоявшего на крышке сундука. Другой был у стены. Решив начать поиски с него, служанка откинула крышку. Рулоны тонких, дорогих льняных тканей любимого келлуанами белого цвета, какие-то одежды, бронзовые мечи. Чтобы лучше разглядеть содержимое, женщина протянула руку за светильником и вдруг замерла. По серебру вставшей на хвост кобры пробежала дрожь. Металлические веки открылись, и на служанку уставились мертвые и черные как сама тьма глаза. Пасть раскрылась, обнажив длинные ядовитые зубы, меж которых появился блестящий раздвоенный язык. Раздалось яростное шипение рассерженного гада.