Флетчер Прэтт - Колодец Единорога

— Назад! — крикнул Эйрар. — Назад, если вам дорога жизнь и душа!

И сам не посмел сделать дальше ни шагу, пока по его просьбе ему не передали мешочек зерна. Выложив вокруг себя пентаграмму, он начал произносить самое страшное отвращающее заклятие из всех, какие знал… Но вот знакомая слабость отозвалась дрожью в коленках, и страх исчез с лиц зевак, заглядывавших с лестницы, а потом исчезли и сами зеваки, потому что прибежал Поэ и привел с собой стражников.

Поздно!.. Слишком поздно…

За маленькой прихожей виднелась комната побольше. Окно в комнате было слегка приоткрыто, а с подоконника на пол тянулась длинная полоса зеленой, гнусно пахнущей слизи, а справа и слева — отметины грязных когтей… След вел в спальню, и Эйрар понял, почему ему снился червь, ноющий за прутьями клетки. Ночной ужас обрел плоть: на полу спальни лежал отец — его родитель, его учитель и друг — лежал, уставив седую бороду в потолок — неподвижный, иссохший, бескровный, точно вырезанный из мрамора — и рядом с ним дядя Толо, лицом вниз, с прокушенным затылком… развороченная плоть была бледна и лишена даже капельки крови…

Эйрар отчаянно закричал и рухнул на пол, проваливаясь во тьму…

Он не знал, сколько минуло времени. Но вот в храмах и на улицах зазвонили колокола, и кто-то подошел к нему со словами:

— Сегодня твоя свадьба, государь. Пора наряжаться!

Ему помогли подняться и под руки проводили по ступенькам на улицу, и люди обнажали перед ним головы, бормоча что-то сочувственное. Никто больше не требовал вздернуть предателей: горожане искренне соболезновали его горю. Но за пределами квартала ювелиров, там, куда не дошли скорбные вести, шапки летели в небо, а со всех сторон слышалось:

— Да здравствует Хозяин Дейларны!

— Счастливой свадьбы тебе, государь!

Его уже поджидал господин Ладомир, а с ним Рогей и Микалегон — два шафера.

— Мой отец умер, — простонал Эйрар, и тут горе и слабость, причиненная страшным заклятием, совсем скосили его, он подломился в коленях и упал на застланную коврами скамью. Рыдания душили его. Старый рыцарь коснулся его плеча, произнося добрые и достойные слова утешения. Но они не облегчили душу, как не облегчила ее и совсем уже дикая мысль, что по-настоящему сейчас мог бы помочь лишь один человек — Мелибоэ-чернокнижник, Мелибоэ-философ — Мелибоэ, который и послужил причиной всему. Эйрару показалось, что измученный мозг стянуло узлами… и, как ни странно, именно это ощущение все-таки придало ему сил и помогло справиться со слезами.

— Я должен идти, — сказал рыцарь, обрадованный тем, сколь действенны оказались его увещевания. — Мне следует побеседовать с невестой, ибо я, как опекун, замещаю ее отца.

И он удалился.

— Ну так что, парень? — спросил герцог Микалегон. — Собираешься пережить своих предков — или как?

И протянул Эйрару кружку с глотком огненного вина.

Явился горбатый портной и принес одеяния. Явился священник и принялся наставлять Эйрара в предстоявшем обряде. А снаружи неслись радостные клики, писк скогалангских свистков мешался с торжественным звоном колоколов, город полнился ликованием, сладкое вино лилось в чаши, люди шутили и подзадоривали друг друга…

Аурарий считался престолонаследником, и его свадьба, конечно, должна была совершиться первой. Время тянулось. Эйрар никак не мог взять в толк, о чем это говорил ему священник, и в добрых глазах святого отца росло недоумение: юноша вновь и вновь забывал, как следовало отвечать на вопросы.

И вот наконец, сияя и пританцовывая, по ступеням взбежал мальчик-посыльный с новеньким значком Кошки, вышитым на рукаве, и радостно объявил:

— Все готово! Пожалуйте, государь!

К тому времени Эйрар успел прийти в себя настолько, чтобы спросить:

— Где Мелибоэ?..

Ему ответили, что нынче с самого утра колдуна никто не видал, а вообще-то он безвылазно сидел в своем курятнике с тех самых пор, как ему доставили отысканные в городе философические инструменты.

Трубы пели на улицах. Эйрару все еще казалось, что кожа лица натянута, точно на барабане, и тем не менее, все вместе — музыка, взгляды, необычность происходившего — словно бы сговорилось встряхнуть его, вдохнуть силы. Микалегон подсадил его в свадебный экипаж, хлопнув по плечу со словами:

— Держись, парень! Вспомни Медвежий фиорд — я-то тогда уже понял, ты не из той породы, чтобы сдаваться!

В соборе не оказалось епископа, обряд совершал простой священник — духовный владыка Наароса был валькингом, и его отпустили с Богом по его просьбе. Преклоняя колени подле Аргиры, Эйрар покосился на нее и понял: она знает, что у него случилась беда. Как бы то ни было, он ухитрился запутаться лишь в одном ответе — насчет того, что он, дескать, берет эту женщину в жены безо всякого приданого, кроме крови короля Аргименеса в ее жилах — да и то, вопрос не входил в обычную службу и был задан лишь ради имперской наследницы.

Под звуки флейт и звон струн, под крики скачущих свадебных танцоров их повели прочь от алтаря, через боковой неф к двери наружу.

— Я скорблю вместе с тобой, — шепнула она, и ему подумалось: «Первые слова, произнесенные моей женой!»

Поскольку титул принца был выше, его свадебный пир происходил в ратуше, а для свадьбы Эйрара отвели зал гильдии кожевников. Зал был убран со всей подобающей роскошью, но неистребимый запах кож витал в воздухе, вливаясь сквозь высокие окна. Люди, кому надо было поздороваться или попрощаться, переходили с пира на пир. Герцог Микалегон пил больше всех и без конца сыпал шутками, далеко не всегда пристойными. Уже горели факелы, когда Аргиру и Эйрара подняли с мест под звуки свадебной песни:

— «И наедине оставляем…» — последние слова еще звучали за дверью на лестнице, когда герцог Эйрар обнял и прижал к сердцу ту, что некогда клялся завоевать… Но его страстное объятие осталось почти безответным, а потом ее руки безвольно повисли вдоль тела, и его ищущие губы натолкнулись на холодную щеку… холодную, как щека Гитоны тогда… как ледники неведомых северных гор…

Он выпустил ее и отшатнулся, шепча едва слышно:

— Ты… не любишь… ты не желаешь меня? Аргира, единственная моя!..

На улице фальшиво протрубил рог, кто-то — судя по голосам, вольные рыбаки — лупил в сковородки, выкрикивая бесстыжие свадебные напутствия своей родины. Принцесса Аргира взглянула ему прямо в глаза:

— Государь Эйрар, я твоя жена и принадлежу тебе по праву. Ты волен развязать мой девичий пояс и поступить со мной, как тебе вздумается. Но любить… Я уже говорила тебе когда-то: Семь Сил стоят между нами. Я — дочь Колодца… а ты в эту ночь, для любой женщины самую драгоценную, приходишь ко мне, осквернив себя магией — магией нечистой и смертоносной! Что же я могу тебе подарить?..