Кирилл Клеванский - Путешествие на восток

Положив бурдюк на берег, я растянулся на песке и закрыл глаза. Солнце грело запарившуюся кожу, сушило мазь и отгоняло назойливую мошкару. Приятный ветер остужал и сберегал от излишнего внимания оранжевого диска. И сам того не замечая я погрузился в сладостную дрему. В конце концов, ничего не произойдет если я пол часика поваляюсь на солнце. Но дрема все глубже и глубже затягивала меня в царство снов, и вскоре я поддался этому зову.

Проснулся резко, разом сбрасывая оковы сна и буквально разрывая видения, погрузился в реальность. Левое предплечье нещадно жгло, а с юга тянулся едкий запах паленого. На небе уже сияли звезды, видимо спал я куда как больше чем час или два. Ощущение неправильности происходящего только усилилось, а жжение на руке стало поистине ужасным. И только тут меня осенило. Татуировка телохранителя! Поднеся к лицу руку, я увидел как густым черным цветом налилось изображение щита и рунной вязи под ним. Сердце пропустило удар. Голову тут же наполнили худшие предположения. Схватив бурдюк и набросив рубашку, я помчался через пролесок.

В этот раз я не спотыкался об корни, сучья не трогали рук и лица. Я бежал как учил Добряк, я бежал как научился сам, но порою как бы быстро ты не бежал, а время все равно быстрее. Вот лицо обдало жаром, а воздух стал жечь легкие. Я выскочил на поляну, и тут же прикрыл глаза. Все вокруг было в огне, горели повозки, пустые сундуки и ящики, даже люди. Но сознание отказывалось принимать происходящее, оно вопило об иррациональности суровой реальности. Ведь откуда, откуда на Сулийской взяться разбойникам, что смогут одолеть дюжину охранников и трех телохранителей. Нет, этого просто не может быть. Здесь могут быть лихие люди, крестьяне с вилами, шатуны, но ни как не организованная банда. И, тем не менее, я видел как повозчик, все еще держал вожжи в руках, но лицо его уже давно застыло, а глаза подернулись мутной пленкой. Он навсегда останется на своем месте, пришпиленный к повозке длинным арбалетным болтом, торчащим из его груди. Я видел как других, пронзенных острой сталью, уже объяли языки пламени, они лизали их со страстью пылкой любовницы. И запах горелого мяса наполнял легкие. Руку снова обожгло, и я обернулся в поисках того, кто мог бы меня призвать. И я его нашел.

Оргонг лежал на земле, его грудь дрожала, рука сжимала рассеченный живот, а из разрубленной ноги толчками била кровь. Я подбежал к нему, на миг его взгляд очистился, сухие губы прошептали:

— Север!

С этим он ушел, грудь замерла, а взгляд помутнел. Я только кивнул и аккуратно опустив голову на землю, обернулся в поисках своих вещей. В голове билась лишь одна мысль "Лишь бы не забрали, лишь бы не забрали". И какого же было мое облегчение, когда в тени туба я обнаружил мешки, заваленные ветками и землей. Буквально подлетев к ним, тут же нацепил сабли, отчего сердце чуть не выпрыгнуло из груди, я не представлял себе то сумасшествие, что накатило бы на меня, если бы их увели. На рубашку легли две перевязи с листовидными ножами, в голенища сапога ухнули кинжалы. За пояс я закрепил две стрелки и еще три ножа. Из одежды я взял лишь то, что было на мне, да накинул куртку с плащом. Остальное оставил. Только лишь сумку с дневником и писчими принадлежностями закрепил на бедре.

Поднявшись, я схватил оставшиеся мешки, и бросил их в пламя. Хоть такой вклад в погребальный костер. Но смотреть на языки пламени, что к небу устремлялись, я не стал. Вместо этого я накинул капюшон и рванул в направлении, что указал Орго. Себя я в произошедшем не винил. Будь я здесь в момент нападения, не многое бы изменилось. Мы были не готовы к бандитам, их вообще кроме как на трактах нигде и нет. Но все же червячок совести точил меня, подобно капле, что камень пробивает. Но сейчас не до этого.

Добежав до леса, я напряг глаза и пошел по следу. Лес это всегда союзник, иногда нейтральный наблюдатель, но никогда не враг. Последнее часто подвергают сомнению, но так поступают лишь недалекие, глупые разумные. Они, будучи уверенны в своем превосходстве, приходят в лес, и начинают вести себя как хозяева. Лес не рад таким гостям, он скрывает от них свои блага и показывает лишь колючие кусты, да берлоги спящих медведей. Вот и сейчас в лесу такие разумные, они не уважают его, и тот подсказывает мне где найти этих невежд.

Вот трава, примятая против ветра, она говорит мне о том что кого-то тащили, причем грубо. Вот кусочек ткани на суку — была борьба. Слишком тихо звучат птицы, прошли давно, но не очень. Слышен вой волка где-то на западе, значит они на северо-востоке. Чуть приплюснутый бугорок, кажется, шли вереницей. С уверенностью охотничьего пса, я перебегал от одной подсказки к другой. Раздавленный жук, сбитый гриб, помятый куст, обломанная ветка, уксусный запах страха и звуки животного мира вели меня к цели. Возможно девушка, подопечная еще жива, и тогда я её попытаюсь спасти, если же нет — сверну на юг и отправлюсь в Рагос. В империи телохранителю, провалившему свое задание, нет места. Мне не дадут работы, а люди будут смотреть исключительно как на лихого наемника. А там и до подставы от государевых людей не далеко, спишут на меня какое душегубство и здравствуй рудник.

На миг я замер, ухнула сова, заворчала лиса — рядом труп. Подбежав поближе, я опознал в нем одну из служанок. Разбитое лицо, изломанные пальцы, порванное платье. Она сражалась, но сражалась не за себя, а за кого-то, её убили, но не притронулись к телу. Значит действительно банда, не стали тратить время на "развлечения". Интересно, что такое везли наши караванщики, что за ними выдвинулась цельная группировка? По хорошему нужно было похоронить девушку, не палить же погребальный костер посреди летнего леса. Но не было времени, я двинулся дальше.

Ночь укрывала меня в тенях, да и я сам был не мальчик в этом вопросе. Звери не видели меня, не чуяли и не слышали. Я знал как надо ходить в лесу, и знал как надо вести себя на охоте. Вскоре смолкли птицы, а следов стало больше, где-то вдалеке слышен шум водопада, они близко, я рядом. Подсказки уже больше не нужны, следы столь явны, что их нашел бы любой, мало-мальски внимательный разумный. Когда же впереди, сквозь рощу показались огни, я понял как глубоко был неправ, когда полагал что за десять минут сна ничего не произойдет. Вся предыдущая декада спокойствия была оправдана лишь одним фактом — нас вели. Вели как овец на убой. Не знаю кто продался или был внедрен — разведчики ли, или главный погонщик, но тем не менее банда была столь нагла, что решила не ходить на добычу, а привести её в логово. Будь ситуация немного другой, я бы восхитился их наглостью, бесстрашием и решительностью. Но времени мало, сейчас они пьяны от крови и добычи. В голову бьет адреналин, и даже отсюда слышны победные крики и перезвон лютен. Они даже не скрываются. Зачем, здесь уже нет власти правителя, только баронов, а им заплати, и делай что хочешь. Может быть, даже скорее всего, я встречу здесь своих собратьев по цеху — наемников, полностью оправдывающих ходящую о нас молву.