Камли Брайт - Рождение Зверя

— У тебя есть веревка?

— Д-да. — Юноша растерянно огляделся: его рюкзак как ни в чем не бывало лежал у костра: видимо, Ральф подобрал его и принес сюда заодно с хозяином.

— Моя, похоже, там. — Чужестранец показал куда-то под землю.

— Но…

— Была еще одна. Держи, — коротко пояснил Ральф, подавая молодому человеку найденные вещи.

Риу не помнил, чтобы кому-либо был способен так безоговорочно подчиниться — именно из-за этого его знаменитого упрямства обычно и возникали неприятности, — но сейчас он себя не узнавал. Ральф говорил с таким странным, непривычным акцентом, что Риу не всегда разбирал слова, но, тем не менее, прекрасно понимал все, чего хотел от него чужестранец. И не только понимал — с готовностью исполнял.

Один конец веревки они вместе с Ральфом привязали к обрывку корня — второй спустили в темноту оврага. Тяжелый, плотный моток начал было стремительно разматываться, но вдруг замер…

«Застрял?»

Чужестранец резко дернул веревку на себя, затем отпустил, и она, натянувшаяся, подобно струне, опять задрожала у него под рукой…

Судя по тому, что удалось разглядеть, червь напал на них из отверстия, находившегося где-то слева, а снова углубился под землю — в самом центре оврага. И в это-то именно отверстие, похоже, и провалились вещи Ральфа. Конечно, Риу не представлял, чего именно лишился чужестранец, однако в любом случае лезть в темный, вертикально уходящий под землю туннель казалось равносильным самоубийству. Ральф полез: еще раз проверил, хорошо ли укреплена веревка, улыбнулся новому знакомому и, оттолкнувшись от края оврага, начал медленно спускаться.

Лаз был ненамного шире исчезнувшего в нем человека, измерить же глубину не представлялось никакой возможности: веревка длиной около тридцати футов размоталась не до конца — правда, она могла в очередной раз просто зацепиться за какой-нибудь корень, или туннель в этом месте сворачивал в сторону. Тогда, возможно, именно там и лежала упавшая сумка. Хотя, по правде говоря, Риу очень мало на это надеялся.

Трудно сказать, сколько времени прошло с тех пор, как чужестранец отправился в свой более чем рискованный путь: Риу понемногу спалил почти целую охапку веток. Снизу тянуло холодом, и, чтобы согреться, юноша то ненадолго отходил к костру, то спрыгивал вниз и исследовал дно оврага. Кстати, в один из таких спусков он подобрал кинжал чужестранца.

Несмотря на то, что Риу уже несколько раз ловил себя на мысли, а не приснилась ли ему вообще эта встреча с загадочным Ральфом — как, впрочем, и все, последовавшее за этим, — он почему-то упорно поджигал очередную ветку, возвращался к оврагу и, свесившись через край, напряженно ждал — до тех пор, пока наконец из темного отверстия не показалась голова сумасшедшего чужестранца. Было удивительно, каким образом он все-таки смог выбраться на поверхность: если бы не Риу, Ральф, наверное, так бы и остался лежать на дне оврага — совершенно окоченевший и без сумки…

— А, это ты, — прошептал он, наконец узнав молодого человека, склонившегося над ним с кружкой чего-то дымящегося, пахнущего незнакомо, но приятно.

— Выпей, — строго сказал Риу. Отсвет костра блеснул в его черных узких глазах. Молодой человек слегка приподнял голову абсолютно беспомощного Ральфа и заставил его отпить несколько глотков.

— Спасибо, — улыбнулся тот.

Непривычно, даже как-то дико было ему выступать в подобной роли. Ведь именно он затащил наверх полуживого чужестранца, растер его негнущиеся пальцы, уложил верзилу в спальный мешок, причем проделал все с такой сноровкой, будто бы только этим и занимался.

— Как ты оказался один в лесу?

Риу удивленно вскинул голову, хотел, по своему обыкновению, промолчать или огрызнуться, но неожиданно для себя ответил:

— Я от них ушел.

— От родителей?

— У меня нет родителей. — Риу отставил в сторону кружку с недопитым отваром. — Четырнадцать лет назад меня нашли в лодке, которую прибило к берегу. Мне было, наверное, года три, — пожал он плечами.

— Значит, сейчас тебе семнадцать, — зачем-то констатировал Ральф. Его блестящие, словно бы искрящиеся глаза были устремлены куда-то вглубь пещеры. — Ну, и чем же не угодили люди, тебя вырастившие? — поинтересовался он после некоторого молчания.

— Я им чужой.

— А-а, — протянул Ральф с такой интонацией, будто бы полученный им лаконичный ответ объяснял сразу все. И наверное, именно поэтому Риу захотелось продолжать.

— Они даже не доверили мне лорса, — с какой-то особенной обидой пожаловался он.

— Лорса? Это еще что такое? — не понял Ральф.

— Не что, а кто, — поправил Риу. И растерялся: ну, как мог он объяснить чужестранцу, кто такой лорс, если тот никогда их раньше не видел? — Ну-у, лорс — это… лорс. На них ездят верхом. У них такие огромные рога, — молодой человек поднял над головой руки с растопыренными пальцами, — очень хороший нюх… И они очень умные… — Тут Риу досадливо закусил нижнюю губу. — Лорса берут совсем маленьким…

— Ясно, — Ральф приподнялся на локте. — Ну, и почему же они, — он выделил последнее слово, — не доверили тебе этого самого… лорса?

— Они сказали, я ненадежный… ненадежный и нетерпеливый. Сказали, такой, как я, ни за что не сможет вырастить настоящего хорошего лорса.

— Собственный лорс — это для тебя так важно?

— Да без лорса ж нельзя! — то ли от отчаяния, то ли от возмущения на непонятливость чужестранца у Риу даже фонтаном брызнули слюни. — Без него не выехать и за ворота Аббатства! Он чует опасность и умеет драться… Если бы здесь был лорс — он бы предупредил, и червь не напал бы внезапно…

Это была катастрофа — реванш за более чем семнадцатилетнюю удачу. Никогда еще Ральф — «счастливчик-Ральф» — не получал таких сокрушительных ударов от своей покровительницы-судьбы. Только привычка побеждать — привычка, выработанная годами риска и неизменного успеха, — заставила его, превозмогая даже не усталость и уже не боль, а нечто гораздо большее, подняться вверх по канату из той бездонной норы, куда вслед за гигантским червем провалилась его сумка с передатчиком. Привычка не сдаваться — во что бы то ни стало. Лишь оказавшись на поверхности, Ральф наконец позволил себе отключиться, но мальчишка вытащил его из небытия, и теперь та же привычка почти помимо воли хозяина заставляла действовать дальше.

Оскорбленный, самолюбивый подросток, в запальчивости решивший, что прекрасно проживет и один, был совершенно ясен: несколько умело заданных вопросов — и хлынувшие лавиной эмоции распахнули сознание Риу. Вот оно. Продолжая слушать и говорить, Ральф начал осторожно считывать выплывавшие из памяти мальчика картины его жизни.

Это было не так-то легко — выделить из массы самых разнообразных, часто сугубо личных, воспоминаний объективные сведения, интересовавшие Ральфа в первую очередь. Общее представление об устройстве здешнего общества и уровне его развития складывалось постепенно и не сразу. Лишь благодаря многолетней практике, а также особому дару, которым Ральф обладал от рождения, удавалось отобрать, заметить, додумать — иногда по едва уловимым намекам — и, наконец, воссоединить разрозненные фрагменты таким образом, чтобы они образовали целое. Были здесь и такие, о существовании которых не подозревал и сам юноша. Другие наводили на мысль, что информация воспринята им чересчур субъективно, и приходилось трансформировать их в свете уже известного Ральфу. И все это в условиях, когда малейшая ошибка или просто неосторожность способна обратить на себя внимание, вызвать подозрение — и невидимые обычным глазом ворота вмиг захлопнутся…