Василий Горъ - Нелюдь

— Считай, на жолтень… — глава Ордена Вседержителя задумчиво посмотрел в окно и… усмехнулся: — Что ж, не хочет — не надо. Обойдемся и без нее…

В глазах обоих иерархов появился немой вопрос.

Ансельм усмехнулся: они опять не видели очевидного! А, значит, он занимал свое место по праву:

— В Вейнаре уже есть одна гильдия, члены которой имеют право носить меч! И если братья-защитники вступят в нее, то получат необходимый статус, свободу передвижения и…

— …и в случае войны будут призваны в ополчение!!! — восхищенно воскликнул брат Рон.

Ансельм снисходительно кивнул:

— Именно! А через год-полтора, когда в ней окажется достаточное количество наших братьев, мы тихонечко сменим главу и превратим ее в тот инструмент, который нам нужен…

— Отличная мысль, ваше преподобие! — склонил голову брат Ламм. — Воистину, вашими устами глаголет сам Бог-Отец…

«Угу…» — мысленно усмехнулся Ансельм, потом осенил себя знаком животворящего круга и прошептал первые слова из «Славословия».

Иерархи поддержали. В полный голос. И, дочитав молитву до конца, почтительно склонили головы.

— Значит, так… Рон! Как можно быстрее разберись со своими соглядатаями и убери графа Рендалла к Двуликому — он слишком умен и в любое мгновение может перевернуть наши планы с ног на голову! Кстати, постарайся убрать и д'Ожа с д'Молтом: они тоже далеко не дураки и способны попортить нам кровь даже без помощи Грасса… Что еще? Ах, да: чтобы разузнать об особенностях приема в вейнарскую гильдию охранников, зашли туда пару-тройку толковых братьев-защитников — пусть попробуют добиться максимально возможного статуса, как за деньги, так и без. И сообщат тебе о результате…

— Чтобы мы могли заранее спланировать линию поведения остальных… — буркнул иерарх…

— Именно… — кивнул Ансельм. Потом перевел взгляд на его соседа и скрестил пальцы: — А ты, Ламм, попытайся найти источник распространения слухов в Зарвайне. Или… измени сами слухи, желательно до того, как они дойдут до принца Бальдра…

— Они уже дошли, ваше преподобие… — вздохнул брат Ламм. — И я почти уверен, что его высочество уже начал терзать своего отца требованиями объявить мобилизацию. Или ищет способы поднять какой-нибудь гарнизон без его ведома…

— Тогда попробуй подвести к нему кого-нибудь из братьев-надзирателей: пусть они заставят его понять, что бросать тысячи жизней на алтарь бога войны — это смертный грех. И ни одна женщина Горгота этого не стоит…

— Постараюсь… — кивнул иерарх.

— Ну, и последнее. О любых изменениях обстановки в государствах, граничащих с Вейнаром, Алатом, Белогорьем и Омманом, докладывайте незамедлительно: в отличие от своего сюзерена граф Грасс предпочитает воевать чужими руками…

Шестой день четвертой десятины третьего лиственя.

— Пирожок… С земляникой… Один… — кинув на лоток десятинку, буркнул я.

— Два… — дернув меня за налокотник, требовательно заявила леди Мэйнария. — Один — с земляникой, а второй — с яблоками!

У торговца, увидевшего ее жест, отвалилась челюсть. И у меня — тоже: яблоки она не любила. Значит, второй предназначался мне!

— Э-э-э… — хором промычали мы с торговцем.

Ее милость ухмыльнулась и ответила. Мне:

— Будешь! И даже не спорь!

Услышав тон, которым были сказаны эти слова, торговец онемел. И уставился на баронессу так, как будто на ее месте стоял сам Двуликий!

— Закрой рот — ворона залетит… — фыркнула она. — И давай поживее — мы торопимся…

Лязгнули зубы, блестящие от масла пальцы торопливо вцепились в пирожок и протянули его… не мне, а леди Мэй!

Я мысленно усмехнулся: не сказав и не сделав ничего особенного, моя спутница, тем не менее, умудрилась вызвать у торговца больший страх, чем я!

— С земляникой? — грозно нахмурив брови, спросила она.

— Д-да, ваша милость!!!

— А то смотри у меня…

Торговец побледнел, сгорбил спину и, старательно пряча взгляд, протянул мне второй. И тут же принялся отсчитывать сдачу…

… Как только я надкусил обжигающую пальцы сдобу, леди Мэйнария снова вцепилась в налокотник, развернула меня к себе лицом и заглянула в глаза:

— Вкусно?

Я прислушался к своим ощущениям и… ошарашенно кивнул: я не только чувствовал вкус еды, но и получал от нее удовольствие!

— Здорово! — сказала баронесса. С таким видом, словно услышала мои мысли. — Я рада, что тебе нравится!

— Ой, нелюдь!!! — перепуганно воскликнула налетевшая на меня молодка. Потом выронила лукошко с луком, отпрыгнула в сторону и, вжавшись спиной в забор, осенила меня отвращающим знаком: — Спаси и сохрани мою душу, Вседержитель! Спаси и сохрани…

Леди Мэйнария ухмыльнулась, состроила героическую гримасу и… в третий раз вцепилась в многострадальный налокотник:

— Хватай лукошко и беги! Я его задержу!!!

Девица приняла ее слова за чистую монету — подобрала юбки, метнулась к нам под ноги, подхватила с земли свою потерю и бросилась наутек. Смешно вскидывая зад и причитая…

— Приятно чувствовать себя спасительницей! — посмотрев ей вслед, хихикнула баронесса. Потом вспомнила о цели нашей сегодняшней прогулки и вопросительно уставилась на меня: — Пошли, что ли?

Я кивнул, откусил еще кусок и неторопливо поплелся вверх по Лесной…

…Всю дорогу до лавки мэтра Лауна Чернобородого баронесса рассказывала об известных ей достопримечательностях. О статуе Шаграта первого Молотобойца, стоящей на одноименной площади. О «Кресте Бессилия», «украшающем» эшафот на Лобной. О масляных фонарях, установленных в королевском дворце, в Белой, Купеческой и Ремесленной слободе.

Рассказывала подробно, эмоционально и очень интересно. Поэтому я почти сразу же забыл про окружающий меня мир и ушел в описываемое ею прошлое — к прадеду нынешнего короля, ударом кулака проломившему грудную клетку убийце, вооруженному отравленным ножом. К незадачливому изобретателю одного из самых страшных пыточных устройств Горгота, закончившему свою жизнь в «объятиях» собственноручно сделанного «Креста». К купцу, получившему титул «Светоносный» задолго до пророка Аллаяра.

Последнюю историю — о незадачливом шуте Проньке Большеголовом, умудрившемся сломать руки обоим сыновьям Гварала первого Неистового — она рассказывала в лицах. Изображая то короля, то его сыновей, то шута. И делала это с такой душой, что я увидел эту картину и, не удержавшись, расхохотался.

Баронесса прервалась на полуслове и, пристально глядя мне в глаза, выдохнула:

— Света в тебе намного больше, чем в любом из монахов Ордена Вседержителя! Просто не каждому дано его увидеть…

Мне стало не по себе. И не из-за ее слов — просто я вдруг почувствовал, что лед, сковывавший мою душу все эти годы, куда-то исчез. А вместе с ним куда-то пропали и воспоминания, почти безостановочно терзавшие мое сердце…