Андреа Кремер - Тайна Хранителей

— Еще не все окончено, — сказала я едва слышным шепотом.

— Что ты имеешь в виду?

— Между мной и Реном.

— Как ты можешь это говорить? — спросил он. — Почему ты продолжаешь переживать?

Когда его взгляд остановился на моей руке, я оцепенела.

— Что это?

— Ничего, — сказала я, пытаясь спрятать руку под подушку, но Шей схватил ее и уставился на кольцо из сверкающего металла с темно-голубым сапфиром.

— Калла, — медленно проговорил он. — Что это такое?

Я закашлялась, пытаясь скрыть волнение и успокоить неистово забившееся в груди сердце.

— Это кольцо.

— Кольцо, — повторил он, дотронувшись до ободка из белого золота. Я отдернула руку.

— Это он тебе подарил, — сказал Шей, и я почувствовала, как напряглось его тело. — Он? — прорычал Шей.

Я кивнула. На мгновение мне показалось, что Шей обернется волком и укусит меня.

— Когда? — спросил он, глядя на меня холодными, злыми глазами.

— Вечером, накануне церемонии.

— Сними.

— Что? — спросила я, пытаясь защититься от него подушкой.

— Сними, — повторил Шей. — Почему ты продолжаешь носить кольцо, которое подарил тебе он?

— Я не… — произнесла я, с трудом выговаривая слова. — Если я его сниму, оно потеряется.

— И что?

Я не ответила и потупилась.

— Значит, когда ты говоришь, что между Реном и тобой не все кончено, ты имеешь в виду, что вы по-прежнему помолвлены? Поэтому ты продолжаешь носить кольцо?

Он говорил спокойно, но я понимала, какая буря эмоций поднялась в его душе. Его гнев висел между нами, плотный, как дым от костра. И был еще какой-то запах. Я быстро догадалась, что от Шея запахло горем — пылью и увядшими розами.

— Нет, я не это имела в виду… но я не могу отдаться тебе сейчас. Не в тот момент, когда он там, и Бог знает, что с ним происходит. Не только с ним, со всеми. Шей, мы оставили их там. Как мы можем думать о чем-то еще. Я не могу. Просто не могу.

— Но это же не значит…

— Нет.

— Да и к черту все это, — сказал он, скатившись с кровати. — Ложись спать, Калла. Я тебя сегодня больше не побеспокою.

Он ушел, и у меня даже желудок подвело. Я изо всех сил боролась с желанием догнать его. Перевернувшись на спину, я стала смотреть на мерцавшие в ночном небе звезды, которые я могла видеть сквозь стеклянную крышу. Оставалось только надеяться, что от нервного истощения и чудовищной усталости я рано или поздно усну.

Я сбежала из Вейла, и все изменилось, только вот я по-прежнему не понимала, к какому миру принадлежу.

Клыки сомкнулись на его горле, прокусив глотку. Горячая, пахнущая медью кровь хлынула мне в рот и потекла по пищеводу. Сердце билось все медленней. После каждого удара следовала долгая пауза. Наши взгляды встретились, на губах умирающего заиграла зловещая улыбка, и я услышала в сознании его голос.

«Добро пожаловать, Калла».

Я отползла назад, приняла облик человека, сразу почувствовав холод и тошноту. Мертвый Стюарт продолжал улыбаться, несмотря на зияющую рану на горле. Вдруг я почувствовала на плече чье-то легкое прикосновение. Резко развернувшись, я столкнулась лицом к лицу с женщиной. Она улыбалась так же, как мертвый Стюарт. Улыбка была гостеприимной. Темные, золотисто-каштановые волосы ниспадали на плечи красивыми волнами. В темных глазах сверкали серебряные искры. Женщина смотрела на меня доброжелательно. Полные губы раскрылись.

— Калла, — промолвила она нараспев, словно начиная молитву. В голосе ее звучала надежда и слышался почти что религиозный экстаз. Она опустила глаза, и я проследила за ее взглядом. На руках она держала спящего ребенка, совсем еще маленького. Увидев мирно спящее дитя, я приблизилась. Когда я нагнулась, ребенок открыл глаза. Его темные зрачки были усыпаны серебряными точками, словно небо звездами. Точно такие же, как у матери.

Рен.

Он пристально посмотрел на меня. Засмеялся бодро и жизнерадостно, а потом, видимо, узнав меня, захлопал в ладоши в знак приветствия. На душе стало тепло, как будто я попала домой. Я посмотрела на Коринну Ларош, и радость исчезла. За ее плечами реяла тень, похожая на грозовое облако, несущее смерть и разрушение. Я открыла рот, чтобы закричать, предупредить ее, но не услышала сама себя. Жидкие чернильные щупальца опустились на ее шею и плечи. Дрожащие черные лианы оплели руки. Она закричала, Рен стал вырываться из ее рук и плакать. Я нагнулась, чтобы поймать его, но сверху опустились две мускулистые руки и подхватили ребенка. Когда Коринну схватил призрак, она пронзительно закричала. Черные щупальца, опутавшие ее тело, пульсировали, пока она извивалась в агонии. Я в ужасе упала на колени. Чей-то тихий смех заставил меня отвернуться от умирающей женщины. Эмиль Ларош презрительно наблюдал за мучениями жены равнодушными бледно-голубыми глазами. Он посмотрел на ребенка, бессильно барахтавшегося в его руках. Он дернул плечом и мотнул головой; грязные светлые волосы закрыли лицо до подбородка, искажая черты. Лицо стало похоже на страшную, демоническую маску — символ безграничной жестокости. Рен закричал, и губы Эмиля сложились в тонкую, как лезвие ножа, полоску. На лице отразилось отвращение. Бросив прощальный презрительный взгляд на бьющееся в конвульсиях тело жены, он развернулся и медленно ушел. Крик испуганного младенца звенел у меня в ушах, смешиваясь с пронзительными нечеловеческими криками матери. Казалось, я слышу пение ужасного хора демонов.

Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Не могла оторвать взгляд от погибающей мученической смертью женщины. Краем глаза я увидела позади чью-то фигуру и повернулась, чтобы разглядеть ее. Рен стоял и смотрел на мать, бьющуюся в щупальцах призрака. Он больше не был ребенком. Передо мной был юноша, мой жених. Его черные глаза, в которых раньше сверкала целая галактика микроскопических звезд, стали пустыми и холодными. Темные волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Тело было усыпано лиловыми, желтыми, зелеными и черными гематомами и ссадинами. Руки покрыты причудливым рисунком из свежих красных порезов и подживших шрамов. Глаза медленно двигались — он рассматривал мать, досадливо наморщив лоб, словно ужасная сцена, разворачивающаяся перед его взором, была лишена смысла. Он покачал головой и вздохнул.

— О боже, Рен, — сказала я и потянулась, чтобы дотронуться до него, но рука прошла сквозь тело.

Не отрываясь, он пристально смотрел на кричащую в смертных муках женщину. Губы задвигались.

— Где ты, Лилия? — спросил он. Рука дернулась, и мое внимание привлек голубоватый блеск. На кончике его пальца медленно, как часть механизма часов, вращалось мое кольцо, отсчитывая секунды, которых у него не оставалось.

На плечах появились зияющие раны. Из них хлынула кровь; потоки, похожие на красные ленты, покрыли все тело — руки, ладони, пальцы. Он опустился на колени и склонил голову. Я закричала, вторя несчастной Коринне.