Елена Малиновская - Проклятье рода

— Добрый день, найн Гилберт, — вежливо поздоровалась женщина.

— Здравствуйте, сьерра София. — Гилберт торопливо поднялся из кресла.

София кивнула, удовлетворенная таким приветствием, и перевела испытующий взгляд на меня.

— А это найна Хлоя! — провозгласила ее дочь, взяв на себя обязанность меня представить. — Именно из-за нее я тебя сюда и привела. Это правнучка Элизы Этвуд.

— О, — глубокомысленно выдохнула София и присела на диван. Я внимательно наблюдала за ее реакцией, но при звуках моего имени у нее на лице не дрогнул ни один мускул. — Примите мои соболезнования по поводу вашей прабабушки. Хотя, наверное, вы уже смирились с этим горем. Времени-то прошло немало.

— Ну как сказать, — не согласилась я. — Вообще-то, я узнала о смерти прабабушки буквально позавчера.

Глаза Софии выразительно округлились от удивления, и мне пришлось быстро ввести ее в курс дела.

— Вот оно как, — медленно проговорила женщина и недоуменно нахмурилась. — Нет, нейна Элиза, конечно, всегда была малость странновата. Но я даже не предполагала, что она заставит своего поверенного скрыть факт ее смерти от единственного родного человека. Почему она так не хотела, чтобы вы приехали на ее похороны?

Я сочла ее вопрос риторическим и промолчала. Действительно, откуда мне знать, какими мотивами руководствовалась прабабушка, принимая это в высшей степени непонятное решение? На тот момент я уже не обучалась в пансионе. Джоанн Атчесон — моя благодетельница и подруга Элизы — была еще жива, правда, тяжело больна. Однако не сомневаюсь, что она без возражений отпустила бы меня в Аерни на похороны.

— Знаете, у вашей прабабушки была масса примет, которые она неукоснительно соблюдала, — продолжила София. — Любое действие превращалось для нее в подобие ритуала. Прежде чем выпить утренний кофе, надо было помешать его ровно пять раз левой рукой по часовой стрелке и три раза правой — против часовой стрелки. К старости пальцы начали ее плохо слушаться, поэтому все это должна была делать я. Если я ошибалась в счете, то приходилось варить кофе заново. И из таких мелочей состояла вся ее жизнь. Входить в ее кабинет можно было только после условного стука. Однажды я торопилась и влетела без соблюдения необходимых предосторожностей — в итоге едва не схлопотала ударом палки по голове. Точнее, схлопотала даже, но в последний момент Элиза меня узнала, поэтому удар пришелся вскользь. Она оплатила услуги доктора, но извиняться не сочла нужным. Сказала, что я сама виновата. Мол, повезло, что вообще не пришибла.

Я слушала откровения Софии едва ли не с открытым ртом. Уже второй человек говорит, что моя прабабушка была очень странной. Быть может, ответы на мои вопросы лежат на поверхности? К старости разум Элизы начал угасать, как у несчастной Амалии, которая сейчас сладко спит в своей кровати после устроенного дебоша, чем и объясняются все эти тайны на пустом месте. Как ни жутко прозвучит, но я бы даже обрадовалась, если бы все так и оказалось в реальности. Тогда стало бы понятно и ее стремление держать меня подальше от Аерни. Род Этвудов всегда отличался гордостью и упрямством. Моей прабабушке просто не хотелось, чтобы я видела ее в столь плачевном состоянии.

Но как вписать в эту картину Лукаса и его рассказ о том, что Элиза посвятила жизнь борьбе с кровожадными созданиями Альтиса? На обычную фантазию это не тянет, поскольку я нашла в кабинете записную книжку с описанием ритуалов темной магии. Или предположить, что он сам ее туда специально подкинул, прекрасно понимая, что рано или поздно, но она попадет ко мне в руки, а я не удержусь от любопытства и загляну внутрь. И увиденное так меня напугает, что я немедля соберу все вещи и со всей мыслимой скоростью покину родовое имение Этвудов.

Я покачала головой. Нет, слишком сложно. Лукас — маг, уж в этом я могу быть абсолютно уверенной. К чему ему плести столь изысканную интригу, если можно поступить намного проще: взять одну надоедливую девчонку с ее малолетней сестрой за шиворот и выкинуть прочь. И в любом случае остается огромным вопросом, почему он так не хочет, чтобы я вступила в права наследства.

— А что насчет смерти Элизы? — спросила я, решив пока погодить с обдумыванием фактов. — В ней было что-нибудь загадочное или пугающее?

— О нет. — София отрицательно мотнула головой. — Хвала небесам, боги забрали ее душу во сне. Тихо и без страданий. Ваша прабабушка, найна Хлоя, умерла совершенно так же, как ее муж.

Я с невольным облегчением вздохнула. Все-таки приятно это слышать. А то я уж было настроилась на какую-нибудь кровавую трагедию с ужасающим финалом.

— Правда, была одна странность, — почти сразу же продолжила София, и я моментально насторожилась. — Хотя, наверное, это просто пустяк, не заслуживающий внимания.

— И все же? — подал голос Гилберт, по всей видимости, проникшийся историей моего семейства. За время нашей беседы он успел опуститься на прежнее место и сейчас нервно постукивал пальцами по своему колену, обдумывая услышанное.

— Я уже говорила, что жизнь Элизы Этвуд состояла из множества маленьких ритуалов, которые она никогда не нарушала, — медленно произнесла София. — Так, к примеру, она никогда не ложилась спать в темноте. В комнате обязательно должно было гореть пять свечей и еще десять лежать наготове. Магическим светом она пользовалась лишь в случае крайней необходимости. Говорила, что страдает мигренями от него. Так вот, когда я обнаружила ее тело, то заметила, что в тот последний вечер она вообще не зажигала их. В спальне не было ни одного огарка, а все подсвечники оказались пусты. Да что там — обычно ее прикроватная тумбочка была набита свечами до упора, словно Элиза боялась, что они могут в самый неожиданный момент закончиться. Стоит ли говорить, что на этот раз она была пуста.

— Ой, у меня аж мурашки по телу! — с восторженным ужасом пискнула Габби и плотнее прижалась к Гилберту, примостившись на подлокотник кресла.

Тот машинально обнял ее одной рукой за плечи, и я заметила, как София наклонила голову, пряча в тени довольную усмешку. Сдается, ей нравится выбор дочери, и она его целиком и полностью одобряет.

— Вы кому-нибудь рассказывали об этом? — спросила я.

— Да, сьерру Дугласу, — ответила София. — Но он лишь рассмеялся. Сказал, что у стариков много причуд, которые меняются изо дня в день.

Дуглас… Я задумчиво нахмурилась. Опять этот поверенный. Он присутствовал при похоронах моего прадедушки, и почему-то его злой рок не коснулся, как бедолагу Кессиди. Теперь еще это. Дуглас наверняка много общался с Элизой. Неужели его не насторожило, что ее привычки так резко изменились именно в ту ночь, когда она умерла?