Карина Линова - Потерянный бог

И хотя она повторяла себе много раз, что эти слова ей безразличны, в душе часто вспоминала их, чуть краснея от смущения и странного теплого ощущения где-то внизу живота.

Что, если он и впрямь так думал?

В Ордене она никогда не обращала на него внимания, не замечала его. Тартис был ей менее интересен, чем никчемное насекомое. Здесь она увидела его словно впервые.

Оказалось, он красив. Лицо с тонкими аристократическими чертами, безукоризненная кожа, густые белые волосы — много раз ей нестерпимо хотелось узнать, какие они на ощупь. Даже новые шрамы, на лбу и щеке, не портили его. Иласэ в душе надеялась, что он не будет их убирать. И его серые глаза, с темным ободком по радужной оболочке, выделялись на бледном лице, как два драгоценных камня.

И иногда, когда Дарен касался ее, она с непривычной ясностью ощущала свою женскую суть.

И иногда она думала: «А что, если…»

И ее гнев и ненависть к нему были сейчас порождены, более всего, убийством этого зарождавшегося чувства, этих неявных возможностей. Потому что весь этот свет Тартис превратил в нечто отвратительное и тошнотворное. Он заставил ее чувствовать себя грязной. Он предал ее.

Но сейчас это было неважно. Никакие чувства, ничто хорошее, что она видела в нем.

Потому что человек всегда сам выбирает, кем и чем он хочет быть, и Дарен Тартис этот выбор сделал.

Секунды тянулись, как часы, пока Иласэ сидела, притаившись, в кустах, и ждала его возвращения. Каждый собственный вздох казался громовым раскатом, ей становилось то жарко, то холодно. На одну руку она намотала самодельную петлю, сделанную из отрезанной от плаща полосы, в другой был кинжал. Иласэ знала, как Тартис опасен, знала, что он сильнее и быстрее ее. Если Темный заметит хоть проблеск возможности справиться с ней, он этим воспользуется.

А потом Тартис вышел с противоположной стороны, и Иласэ увидела его лицо, эти красивые черты в маске недоумения. Он казался таким юным, таким безобидным… Ее гнев вернулся с новой силой.

Теперь он стоял к ней спиной. Иласэ выпрямилась. Не сознавая своих действий, подняла с земли толстую палку. Она не вспомнила о том, что нужно двигаться бесшумно, но, каким-то образом, Тартис не услышал ее.

Она ударила его по затылку со всей силы, и он зашатался, потом по спине… До этого мгновения Иласэ и не сознавала, что у нее был план.

Тартис закричал, падая, и она оказалась сверху, затягивая на шее Темного петлю; он захрипел, и она прижала обнаженное лезвие к его горлу. Кинжал был в восторге, умолял нанести удар, чтоб он смог напиться крови.

Иласэ не слушала.

Светлая наклонилась, заглянув в широко распахнутые растерянные глаза Тартиса, и прошипела:

— Ты мертвец.

Темный застыл, глядя на нее со страхом и изумлением, и что-то внутри нее взвыло в триумфе. Она хотела, чтобы он испытывал ужас. Она хотела причинить ему боль.

Его губы дрогнули:

— Иласэ?

Тартис шевельнулся, пытаясь подняться на локтях, и Иласэ запаниковала. Она дернула веревку, затягивая петлю, и Темный захрипел, его руки метнулись к горлу, пытаясь ослабить удавку. Ее ладонь, сжимающая рукоять кинжала, задрожала, и девушка чуть не отрезала ему голову.

— Не шевелись! — крикнула Иласэ, — Положи руки вниз! Положи руки вниз, или я перережу тебе глотку!

Очень медленно, Тартис подчинился, опустив руки к бокам, но тело осталось напряженным. Иласэ чувствовала, как напряглись мускулы на его ногах, готовясь скинуть ее в сторону. Не в его это было природе оставаться покорным перед лицом угрозы.

— Если ты хотя бы дернешься, — процедила она сквозь зубы, сильнее вдавливая лезвие в его шею, — я нарисую тебе здесь улыбку. Не забывай — кинжалу не обязательно касаться, чтобы убить.

Тартис смотрел на нее, словно не узнавая, но эти слова, должно быть, проникли в сознание, потому что напряженные мышцы под ней обмякли.

— Что ты делаешь? — прохрипел он с трудом.

Иласэ зло усмехнулась:

— Мне надо бы убить тебя прямо сейчас, но ты жив только потому, что у меня есть вопросы. А когда ты ответишь, я убью тебя, и никто никогда не найдет твое тело.

— Ты блефуешь! Ты… ты не убьешь меня! — он казался таким уверенным. Вот главная проблема со лжецами — они не верят, что кто-то может говорить правду.

Какой идиот!

— Я перережу тебе горло и буду смеяться, глядя, как ты истекаешь кровью, — прошипела Иласэ, не отводя от него взгляда. Тартис побледнел, в глазах мелькнули страх и неуверенность. Ну, наконец-то!

В непривычной ухмылке потянулись вверх уголки ее губ:

— Не двигайся! Потому что иначе я сперва отрежу тебе руки, потом ноги, а голову сберегу напоследок.

— Иласэ…, - он судорожно сглотнул, — Иласэ…

Едва сознавая, что делает, девушка с силой ударила его рукоятью кинжала по виску, заставив взвыть и скривиться от боли.

— Замолчи! — крикнула она, — да как ты смеешь, отвратительный, мерзкий ублюдок! Еще раз скажешь мое имя, и я выколю тебе глаза, как… — Иласэ с всхлипом втянула в себя воздух, прогоняя жуткие воспоминания о детских трупах.

— А может, я поступлю так в любом случае, за все, что ты сказал мне, и сделал, и… — она с трудом заставила себя остановиться. Странное холодное спокойствие ушло, сменившись огненной яростью. Иласэ сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь усмирить бушующий гнев.

Тартис прижал ладонь к пострадавшему месту, потом, с выражением шока, посмотрел на нее, покрытую кровью.

Вид его раны почему-то удивил Иласэ, и она запоздало поняла, что все это время боялась, что окажется слишком слаба и не сможет по-настоящему причинить ему вред. Собственная мысль показалась девушке на редкость забавной, и она истерически захихикала.

Тартис вздрогнул от этого звука, но Иласэ не заметила.

— Помнишь, — проговорила она, слегка раскачиваясь, то и дело прерываясь, чтобы тихо засмеяться, — однажды я плакала, и ты думал, оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь. — Иласэ сильно дернула петлю, заставив Тартиса задохнуться, наблюдая, как страх заполняет его глаза. Возможно, он думал, что она спятила. Девушке стало его почти жаль.

— Ты такой глупый, — проговорила она мягко, — я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности и никогда больше не смогу даже приблизиться к белому единорогу, — она вздохнула, — Ты ведь думал, я окажусь легкой добычей?

— Ил… — он запнулся, боясь сказать ее имя, — тебе нужно успокоиться и подумать, что ты делаешь. У тебя истерика. На самом деле ты не хочешь никому причинять боль. Девушка, которую я знаю, не обидела бы и муху.

Иласэ зло засмеялась: