Полина Каминская - Операция Антиирод

– У тебя что, живот болит?

– Не-ет... голова... – Вот. Убедились?

– Ты “Эндрюс Ансвер” приняла? – Пардон за произношение, Дуська иначе не поймет, что я имею в виду.

– Светик, да при чем здесь “Эндрю”? Я тебе говорю, что отравилась!

– Ты говорила, что объелась, а не отравилась.

– Какая разница, если мне плохо! – Действительно, господа, какая? Чиво вы к девушке с глупыми вапросами пристаете?

– В общем, так, солнышко, – говорю как можно более убедительно. – Ты сейчас пойдешь на кухню...

– Я уже на кухне... – жалобно сообщила Илона.

– Очень хорошо. А теперь из углового шкафчика достань “Эндрюс Ансвер” и...

– Да нет там никакого “Ансвера”! – всхлипнула Дуська. – Я уже смотрела! Там только какой-то зеленый... сейчас скажу... ал ка...

– “Алка-зельтцер”? Так это еще лучше! Две таблетки – на стакан воды. Давай действуй, а я пока за сигареткой сбегаю.

Две минуты спустя:

– Ну что, выпила?

– Нет...Светик, я хотела спросить: а какой воды – горячей или холодной? – И в этом – она вся. Далее пойдет еще интересней. Главное – не забыть сообщить, что звоним мы ненадолго и по делу. – Светик, ты не волнуйся, я тебя ненадолго отвлеку. Я, собственно, по делу.

– Слушаю тебя, птичка моя. – Ой, я, кажется, и жаргон Дуськин переняла? Кошмар...

– Не знаю прямо, как и быть... Сейчас, говорят, модно грудью кормить. А я грудь сразу после родов перетянула. Ты не знаешь, что теперь делать?

Светочка прижала трубку к плечу и заскрипела зубами.

– Знаешь, бот тут я, наверное, ничего тебе посоветовать не смогу. Да и насчет того, что модно – первый раз слышу.

– Правда? Ну и фиг с ним! – С кем это, интересно, милая? – Да! А еще я тебе хотела похвастаться. – А, валяй! – Я себе заказала платье для филармонии! Знаешь, где?

– У Парфеновой, – брякнула Светочка, искренне надеясь, что Илону оттуда выставили с позором.

– Точно! – Дуська захихикала. – Черное такое, бархатное, с деко... короче, с вырезом таким и с такой фигней на шее. Одним словом – класс!

– Молодец. – Светочка глубоко затянулась сигаретой. Здесь надо немножко объяснить. Дело в том, что в этом сезоне дежурный писк – это посещение филармонии. В максимальном количестве брюликов и подобной мишуры. Виталий наш свет Николаевич отказался приобщаться к великому наотрез. Юра Илонкин в принципе не против филармонии. Но мы его сами туда не берем. У него при первых же аккордах классической музыки начинается что-то вроде медвежьей болезни. Нет, нет, не в прямом смысле! Ну, в общем, какие-то нелады со внутренностями. То он икать примется. А то животом на весь зал бурчать начинает. Неловко как-то. Поэтому мы решили ходить с Дуськой вдвоем. Она, как видите, решила подойти к делу серьезно и заказала себе специальное платьице для филармонии. Мысль в принципе верная. Перебирая в памяти Илонкины туалеты, я, честно говоря, ничего подходящего не нахожу. Так, так. С декольте, говоришь? Ну, ну. Хорошо, что у музыкантов есть куда смотреть и в зал они особо не заглядывают. А дирижер вообще ко всем спиной стоит. Стоп, стоп, не это главное.

– Дусь, а длина? Длина какая?

– До полу, конечно! Это ж филармония, а не кабак! – Ах ты, лапка, даже это понимаешь. – Ладно, все, я побежала. Вечером увидимся. Вы на открытие идете?

– Идем, идем, пока.

И вот ведь засела у меня эта Дуська в башке! Весь вечер потом – пока по дому шаталась, пока собиралась – все о ней думала. А что? Живет себе припеваючи, денег – навалом, Юра у нее, конечно, по уши деревянный, но тоже по-своему ее любит. И даже очень крепко. Вот женился. А уж ребенок... Я просто балдею от Дуськиного младенца. Готовая ходячая – пардон, лежачая – реклама чего угодно. Хоть памперсов, хоть детского крема, хоть еды. Валяется такое трехмесячное чудо в своей навороченной колыбели и довольно жизнью. Надо – спит. Надо – ест. Вовремя памперсы пачкает. Дуська говорит – идеальный ребенок. Ну-у, ей-то виднее, она его чаще Светочки видит. Ненамного, правда.

И чего хорошего Илонка в своей жизни совершила, за что ей такая награда? Другие вон колени стирают, грехи замаливая, а им – горе за горем. Ирка Колокольникова, Илонкина, между прочим, бывшая подруга, тоже проституткой в гостинице начинала. Первый мужик ей голову по пьянке проломил, за что и сидеть ему еще два года. Второй сам помер, но перед смертью успел все Иркины вещи вывезти в неизвестном направлении. Все, нажитое непосильным трудом спер! Ну, а третьего Колокольникова сама себе выбирала. По принципу: не важно, какой мужик, важно, чтоб донор был нормальный. Ребеночка, понимаешь ли, захотела родить. Ну? Родила. Пацаненок синенький, хлипче воробышка, посмотришь – плакать хочется. Так еще и донор этот с гонором оказался. Отсудить ребенка хочет. По судам Ирку таскает, везде ее аморальное поведение яркими красками расписывает... Чего это меня сегодня весь день на грустное тянет?

Ох, не ждала я от этого вечера ничего хорошего. Так оно и вышло. Виталий приехал, как всегда, секунда в секунду, молниеносно облачился в вечерний костюм, мановением руки мимоходом одобрил мое платье (а мог бы и пару слов сказать, я старалась), и все – уже в дверях стоит, ручонками машет: пора, пора. Я даже почти не разозлилась, только заметила, проходя мимо:

– Сэр, вы ничего не перепутали? Рабочий день окончился, мы отдыхать едем...

Ничего не сказала рыбка, только дверцей сильнее хлопнула.

Я и не собираюсь оправдываться, сама виновата. То есть я просто обратила внимание Виталия на тощую девицу в черном пальто. Ну, знаете, сейчас полгорода в таких ходит: ножки тоненькие, ботинки на толстенной подошве, шапчонка немыслимая, ушастая, рюкзачок микроскопический на попе болтается. Стиль такой. Причем чем меньше рюкзак и толще подошва – тем стильней.

– Смотри – девчонка. – Машина остановилась у светофора, и девушка начала переходить дорогу. Хорошо был виден ее розовый трогательный нос и посиневшие лапы, сжатые в кулачки, – кажется, уже подмораживало.

– Угу, – живо откликнулся Виталий. – Французская мелодрама. Она – студентка, он – пожилой преподаватель. Они ведут долгие содержательные беседы о смысле жизни и занимаются любовью в парке или у него дома в широкой супружеской постели. У нее короткие непослушные волосы, и она пахнет цветами. У него умная жена. Сын давно погиб. Все кончается очень плохо. Они расстаются из чувства долга, причем один из них попадает в дурдом. Врачи считают, что случай безнадежный, он останется в дурдоме до конца своих дней.

– Он? – Обалдеть можно от такой внезапной импровизации.

– Он. Или она. Не важно. – Мы давно уже проехали ту девчонку, а разговор все продолжался.

– Ну-у... А в наших декорациях? – Только бы не спугнуть, такие откровения у нас в последнее время очень нечасты.