Павел Корнев - Мор

– Ты уж постарайся, чтоб не прихватили. – Я уселся рядом с Дроздом и свесил ноги. – Внутрь пойдем мы с Валентином. Сначала разберемся с хозяином, потом с его гостями. Берта, ты карауль на заднем дворе. Гуго, останешься на улице. Дождешься сигнала и сразу подгоняй телегу к дому. Заметите что-нибудь подозрительное – действуйте по обстоятельствам.

– Как забираться будем? – уточнил усач.

– Через окно. Днем немного повозился с рамой, проблем не будет.

– Ясно.

– Вот и хорошо. А теперь слушай и запоминай. – Я постарался припомнить все свои перемещения по дому и начал инструктаж: – Как залезем в окно, прямо не иди. Посреди комнаты стол, на нем куча кувшинов – толкнешь, нашумишь. Двигайся вдоль стен. Пять шагов вправо, потом одиннадцать и снова поворот. Через шесть шагов будет дверь. В коридоре осторожней – там половицы скрипучие, ступай только у самых стен. Идем налево, вход в хозяйскую комнату в семи шагах. Туда не ломись – сам справлюсь. Еще через пять шагов – гостевая. Один не лезь, дождись меня.

– Кровати там как стоят? – уточнил Валентин.

– У боковых стен напротив друг друга. Шесть шагов от двери, потом три в любую сторону и окажешься у изголовья.

– Вроде понятно все. Главное, чтобы соседские собаки не всполошились.

– Да нет там цепных псов поблизости. Через два дома только, – влез в разговор Гуго. – А теперь выметайтесь. – И он натянул поводья, остановив телегу на перекрестке.

– Идем! – поторопил я подельников, и мы зашагали к нужному дому.

За одним из заборов забрехала собака, и к ее лаю немедленно присоединились шавки на соседних улицах. Но впереди царила тишина, и мы поспешили дальше. А когда укрылись в густой тени вишневых деревьев и через щели в заборе стали изучать халупу галантерейщика, лай начал понемногу стихать.

– За мной! – не заметив ничего подозрительного, скомандовал я и поднырнул под ворота. Подбежал к дому, прижался спиной к стене и указал Берте на задворки: – Карауль у калитки! – Присел под окном и стянул сначала один сапог, потом другой. – Валентин, разувайся!

Девушка скрылась во мраке, тихонько выругавшийся усач избавился от обуви, и мы на пару приоткрыли раму и забрались внутрь. Постояли, напряженно вслушиваясь в ночные шорохи, а потом я шагнул вбок и едва не растянулся, наступив на кувшин. Не сними обувки, – точно бы нашумел.

– Осторожней! – предупредил я усача и двинулся дальше. На пятом шаге повернул и в обход стола прокрался к выходу. Высунулся в коридор, дождался Валентина и, бесшумно ступая босыми ногами вдоль стен, подобрался к хозяйской комнате. Расслышал сиплый храп и подтолкнул усача: – Проходи…

Сам проскользнул в дверь, обошел светлое пятно свалившейся на пол подушки и встал у кровати, на которой мерно посапывал растянувшийся во весь свой рост хозяин.

Подняв подушку, я накрыл ею лицо жертвы и уверенным движением вогнал узкий клинок меж третьим и четвертым ребром. Сразу навалился сверху, и судорожно дернувшийся человек захрипел и засучил ногами, сбрасывая с постели одеяло. Впрочем, силы скоро оставили его, и он обмяк.

Первый готов.

Удостоверившись в смерти галантерейщика, я вытер нож о перину и вышел к дожидавшемуся меня в коридоре Валентину. Указал ему направо, пропустил вперед и двинулся к кровати у противоположной стены. Поудобней перехватив рукоять ножа, подался вперед и ошарашенно захлопал глазами: постель оказалась пуста!

За спиной послышался шорох, плеск хлестанувшей крови сменился бульканьем вырывавшегося из распоротой глотки дыхания, и после короткого хрипа в комнате вновь воцарилась тишина.

– Ты чего? – миг спустя оказался рядом Валентин. – Чего стоишь?

– Где еще один? – ухватил я его за грудки. – Точно все трое домой вернулись?!

– Отпусти! – прошипел Дрозд. – Сам видел, как они возвращались!

Я оттолкнул его, задумчиво глянул на заправленную постель и, вспомнив об увиденном днем гамаке, не удержался от ругательства:

– Бесов праздник!

– Чего еще? – вздрогнул Валентин и перестал отирать простыней забрызганное кровью лицо. – Что случилось?!

– Он на чердаке! – Я бросился к двери и позвал усача за собой: – Идем! Живо!

Мы рванули в дальний конец коридора, и позабывший предупреждение о скрипучих ступенях Валентин с ходу взлетел на второй этаж. В сердцах выругавшись, я куда осторожней поднялся до середины лестницы и уже оттуда прошептал недоуменно озиравшемуся раззяве:

– Люк прямо над тобой.

Тот запрокинул голову и вдруг, нелепо дернувшись, взвился в воздух. В один миг очутившись рядом, я ухватил Валентина за ремень, подпрыгнул и вцепился в захлестнувшую шею усача веревку. Вцепился – и поджал ноги.

Не ожидавший подобного финта убийца под тяжестью двух тел рыбкой нырнул в люк и врезался в нас подобно выпущенной из осадного орудия глыбе. Валентина отшвырнуло на лестницу, и он с грохотом скатился на первый этаж, а меня любитель веревок сбил с ног и всей своей тяжестью придавил к полу. Охнув, я запустил пятерню в длинные засаленные волосы, но этот гад растопырился, как морская звезда, и вдруг впился зубами мне в бедро. Да так лихо, что лишь пола кожаной куртки помешала ему вырвать кусок плоти.

Не разжимая челюстей, душегуб выудил откуда-то стилет, вслепую замахнулся – и я едва сумел отвести удар в сторону. Свободной рукой вцепился убийце в ухо, и тут упершийся ногами в стену крепыш резко подался вперед, навалился сверху…

…и обмяк, когда Валентин одним жестким ударом кинжала перебил ему хребет. Я не без труда спихнул с себя уже безжизненное тело и зашипел от боли, ощупывая бедро.

– Командир, ты как? – просипел растиравший шею усач.

– Жить буду.

Я расстегнул пряжку ремня, приспустил штанину и с тревогой уставился на укус. Но нет – куртка уберегла от увечья. Синяк, правда, будет просто жуткий.

– А меня, кха, чуть не вздернули. – Дрозд опустился на верхнюю ступеньку и, оттянув ворот, прикоснулся к протянувшейся поперек горла багряной полосе содранной кожи. – Как висельник теперь…

– Беги за остальными, – распорядился я и, ухватившись за приставленную к стене лесенку, поднялся на ноги. – Нам еще графом заниматься.

Валентин отправился выполнять распоряжение; я уткнулся лбом в перекладину, какое-то время постоял так, затем стиснул зубы и принялся взбираться на чердак. Ногу пронзила острая боль, из глаз потекли слезы, но треклятый душитель не перекусил ни артерий, ни сухожилий, а значит, надо просто перетерпеть боль. Просто – ага…

Очутившись наверху, я пару мгновений жадно ловил воздух открытым ртом, дождался, пока хоть немного перестанет ломить бедро, и заковылял к тайнику.

Впереди замаячил тусклый огонечек горевшей у гамака свечи, я переставил ее к тайнику, отодрал доску и заглянул внутрь. Ух, как бальзам на душу – все на месте. И штык, и книга с молитвами. Деньги тоже пригодятся. Пусть на них и кровь, но золото есть золото.