Владимир Свержин - Башни земли Ад

На эти вопросы Баязид не мог найти вразумительного ответа. Слава ли вскружила ему голову, счел ли он Тамерлана немощным старцем? Нет. Сейчас, по прошествии времени, султан понимал, что дело не в славе и не в военном таланте.

Словно какое-то наитие толкнуло его на путь безрассудства. Мгновенное опьянение, марево, призрак скорой и решительной победы. Теперь он сам, султан османской империи, был тенью Баязида, как тот, прежний, тенью Аллаха. Унизительный мир с хромоногим степняком не принес ожидаемого избавления от ярма. Конечно, Тимуру помог советом переметнувшийся Хасан аль Саббах Галаади. Но вместе с тем Великий амир и сам по себе оказался вовсе не таким дикарем, как представлялось. И вот теперь Сербия…

Вначале Баязид надеялся отсидеться здесь, подождать, когда Тамерлан завязнет в схватках с гяурами, когда хитроумный Мануил ударит ему в спину, и вот тогда возвратиться и отвоевать трон. Но не тут-то было. Тамерлан все не начинал большой войны, а Мануил оставался преданным союзником. Зато тут страсти разгорались не на шутку.

Королевич Стефан, которого он надеялся одолеть в одном-двух сражениях, как некогда его отца, вовсе не собирался принимать бой. Он бил исподтишка, небольшими отрядами, и скрывался в лесах, в ущельях, в пещерах, куда только шайтан осмелится сунуть голову, не опасаясь ее потерять.

Поняв бессмысленность такой войны, Баязид решил захватить основные крепости и делать вылазки оттуда, не давая сербам покоя, убивать, жечь, захватывать продовольствие. И в тот день, когда он распорядился перейти к этой тактике, к его досаде, пришло наставление из Константинополя действовать именно таким образом. Теперь Баязида не оставляло гнетущее чувство, будто он безропотно выполняет приказы Тимура. Следовало напомнить, что султан османской Порты — союзник Тамерлана, а вовсе не один из его темников! Баязид уже начал подумывать, не вступить ли в переговоры со Стефаном Лазоревичем, объединиться против общего врага, но понимал, что, памятуя прежние дни, королевич скорее заключит союз с самим Тамерланом.

Когда пришло это треклятое письмо от Тимура, в котором он требовал, оставив небольшие гарнизоны в крепостях, идти к побережью, чтобы затем ударить по Венеции, Баязид пришел в бешенство. Теперь Железный Хромец уже не скрывал, что намерен использовать его как наконечник копья, вовсе не считаясь с судьбой посылаемых на смерть. Напоминание о том, что в Венеции прячется его, Баязида, сын, было лишь уловкой. Причем Великий амир даже не слишком пытался скрыть умысел. Он не советовался с союзником, он требовал повиновения!

Баязид отбросил свиток. Не подчиниться указу, поднять знамя против самаркандского выскочки?.. Нет, еще не время. Тимур не станет терпеть измены союзника, и окажется потрепанное войско османов между двух огней. Значит, придется уходить, придется улыбаться, торговаться из-за добычи и ждать, ждать часа, чтобы нанести удар.

— О мудрейший! Да хранит Аллах…

Баязид обернулся. На пороге стоял Гусейн-паша — его правая рука и соратник во многих кровавых битвах.

— Наши аскеры сегодня делали вылазку у Стоячей Браницы…

— И что же? — Баязид приблизился к боевому товарищу.

— Они перехватили гонца, посланного Стефаном Лазоревичем.

— Его взяли живым?

— Увы, нет. Но при гонце было обнаружено послание одному из воевод королевича — Любомиру Славичу. Сейчас наш толмач переводит текст, но смысл послания уже ясен: королевич пишет, что на подходе к границе большое войско наемников. Сейчас он собирает деньги, чтобы заплатить им, и потому требует от всех воевод прислать как можно больше золота, а заодно воздержаться от каких-либо нападений на нас, чтобы не распылять силы.

— Денег ему не собрать, — хищно улыбнулся Баязид. — Если вытрусить мошну константинопольских нищих, у них золота наберется больше, чем у этого королевича. А если наемники не получат денег, они начнут грабить и захватывать все, до чего дотянутся. Таким образом, то, что он думал использовать против меня, обернется против него самого. Сейчас я могу уйти безбоязненно. А затем вернуться и ударить в спину. Ты принес хорошие вести, Гусейн!

Лозник, старая византийская крепость, подобно амбарному замку надежно запирала горный перевал еще в те времена, когда служила пограничным укреплением между ромейской империей и племенами варваров. Именно здесь по решению Баязида оставались главные силы той части османской армии, которой надлежало удерживать пути к побережью на время отсутствия султана. Именно здесь обосновался Гусейн-паша, командующий турецким арьергардом.

— Сербы не оставят наш уход без внимания, — прощаясь с боевым товарищем, предрек Баязид. — Я специально отдал приказ распустить по округе слух, будто в крепости остаются лишь слабые, больные да кучка стражников, чтобы только нести караул на стенах. Наверняка они захотят воспользоваться случаем и нагрянуть в гости.

— Мудрость твоя безмерна, о великий, — отвечал Гусейн-паша.

— Стефан не упустит случая. Ему нечем расплачиваться с наемниками, и трофеи для него — единственное спасение! Я знаю, Гусейн, ты верно распорядишься этой силой. — Султан погладил рукоять сабли. — Немалой силой.

— Если будет на то воля Аллаха, я укажу гяурам их место. Я приведу Стефана в колодках.

— Сделай это. И я дам тебе столько золота, сколько ты сможешь унести.

«Сделай это» звучало в голове военачальника, когда он увидел из башни приближающийся отряд всадников под королевским штандартом с сербским орлом.

«Вот они и попались», — удовлетворенно потирая руки, прошептал он. Паша оглянулся и поманил к себе командира гарнизона.

— Прикажи кавалерии седлать коней, а сам вступай в переговоры. Пусть они уверятся, что вас мало, что вы готовы сдать крепость, если вам будут гарантированы жизнь и безопасность.

— Исполню все, как ты повелел, о храбрейший паша! — откланялся комендант.

— Кавалерии не шуметь! — вдогонку ему бросил военачальник. — Когда будут готовы ударить, я дам знак. Соглашайся на предложенные условия и открывай ворота, якобы для того, чтобы вынести ключи. Пусть Стефан уверится в своей победе.

Переговоры длились недолго. Минут через двадцать сербский королевич любезно пообещал сохранить жизнь и даже оставить личное имущество всем, кто сдастся на его милость. Еще через несколько минут тяжеленные ворота отворились, и первый ряд сепагов — доспешной османской кавалерии, ринулся вниз по склону.

— Измена! — раздалось среди наездников Стефана Лазоревича. И тут же отряд, повернув коней, устремился прочь от крепостных стен. Гусейн-паша мчал впереди своих аскеров, радостно осознавая, как медленно, но неуклонно сокращается дистанция, разделяющая его войско и телохранителей Стефана Лазоревича. Еще немного, и он нагонит королевича, нагонит и возьмет в плен. Без остановки преодолев несколько миль, всадники спустились в зеленое предгорье. На обширном лугу рядами стояли распряженные возы, кони как ни в чем не бывало паслись неподалеку.