Пол Керни - Иное царство

Муллан чиркнул спичкой о каблук сапога и всосал бледный огонек в свою трубку с чашечкой из яблоневого дерева, такого густого коричневого цвета, что она выглядела почти багряной. Удивительно красивая трубка! Даже царапины и щербинки, полученные с годами, гармонично стали частью ее формы. Грязь и кровь Соммы не оставили на ней никаких следов. Муллан был ветеран, стрелок Иннискиллнигского полка. Хотя бабушка Майкла называла его старым пьянчугой, но он был единственным работником, которому она позволяла расположиться у плиты после ужина.

— Ну, так как, Майк, — сказал он, блаженно попыхивая трубкой. И еще он был единственным, кто называл Майкла так, и Майклу это нравилось. Такое взрослое имя! — Чего ты натворил? Я видел, как ты вернулся вчера вечером, по брови в грязи, а лицо бумаги белее. Ну, прямо, будто привидение повстречал, право слово.

Майкл сорвал лютик и посмотрел на золотистый отблеск у себя на ладони.

— Я упал… у реки. Ну, где спуск крутой. И до самого низа скатился.

— А-а! — Муллан поковырял в чашечке жароустойчивым мизинцем. — Странное местечко эта низина. Там темнеет так быстро, что и выбраться не успеешь. И заметь, овцы там никогда не пьют, хоть твой дед и повырубил орешник.

Майкл удивленно поднял голову. Ведь и правда — никогда!

— И птиц там никогда нет, — сказал он. — Почему?

Муллан улыбнулся. Подбородок у него был щетинистым, как стебель крапивы, а глаза — два проблеска голубизны в лабиринте морщин и складок. Он родился в другом столетии еще до самолетов, или автомобилей, или двух мировых войн — до того, как Ирландия раскололась на две части. Когда Пирс [1]поднимался по ступенькам дублинского главпочтамта, он и его товарищи ежились в окопах под весенним дождем.

— Бывают места, — сказал он, — чем-то странные. Вроде бы обычные, только чуток не такие, а потому птицы их чураются, а людям там не по себе. Подобных мест полно по всей стране, то есть было полно, когда я пешком под стол ходил. — Его голос отодвинул это в неизмеримую даль. В другой век.

— Какие они? — спросил Майкл, широко открыв глаза. — Чем они нехорошие?

— Разве я сказал, что они нехорошие? Просто другие. Мелочи, которые чувствуешь время от времени, если день подходящий. В сумерках или на рассвете. А если посидеть там подольше, так и можешь увидеть кое-что. Самым уголком глаза. Фей, Майк. Народец холмов.

Майкла охватило разочарование. Те, кого он видел у реки, феями никак быть не могли.

— Так у них же вроде крылья есть и всякое такое, и уши заостренные.

Муллан со смешком выпустил клуб голубого дыма. Трубка радостно булькнула будто сама.

— Ага. Крылышки — ну, как у стрекоз, блестящие и жужжат. — И он рассмеялся.

— Ты все выдумываешь!

— Нет. Я серьезно. — Но он продолжал дребезжать смешком, и Майкл покраснел, но старик протянул руку. — Погоди-ка минутку, — он откашлялся и сплюнул что-то полутвердое в лютики. — Господи! Нет, Майк, я над тобой не смеюсь. Вот послушай, я расскажу тебе историю… Да послушай же! — Майкл обиженно привстал. Муллан ухватил его за локоть и снова усадил во взметнувшееся облачко пыльцы лютиков.

— Так ты же смеялся!

— Знаешь поле за речкой, по ту сторону моста?

Майкл подозрительно кивнул.

— Так вот, Пат, твой дедушка нашел там меч, оставшийся после римлян, с письменами на лезвии, только он их прочесть не сумел.

— Я знаю. Про это все знают. Меч сейчас в музее, в городе. И феи тут совсем ни при чем.

— Так-то так, только твой дедушка мне рассказывал, что меч-то лежал на траве, прямо сверху, и что за ним из-за деревьев у воды подсматривали какие-то. Уже стемнело, и он точно знал, что они там, и хотел пойти посмотреть. Думал, браконьеры или Кэмпбеллы молодые — от них всего ждать можно, — но что-то его будто удержало. С ним был Демон, тогда еще совсем щенок, так он ворчал, рычал и прямо дрожал весь. Шагу к деревьям отказывался ступить, даже когда Пат его ногой пнул и отругал на все корки. А потом дедушка твой хватает старый меч и говорит, пропади оно все пропадом. И бегом домой, понимаешь Майк? Бегом! А пес бежит за ним и скулит. Что ты об этом думаешь?

— Он никогда про это не говорил. Он говорит, что нашел меч в ежевике.

— А, по-твоему, взрослый человек — ему же тогда под шестьдесят было — станет рассказывать, как напугался теней, точно несмышленыш? — Муллан торжествующе ухмыльнулся и убедительно взмахнул трубкой. Пепел рассыпался по воздуху.

— Ты сам все придумал.

— Может, да, а может, и нет. Верь не верь, дело твое. Одно я тебе скажу. Если б я в твои годы да сказал бы кому из старших такое, ухо у меня сразу бы вспухло. — На секунду лицо Муллана стало почти яростным, и мелькнул молодой солдат, который выпрыгнул из окопа в атаку в давно прошедшее июльское утро.

— Прости, — мрачно сказал Майкл. Он уже совсем собрался рассказать старику про лисьи морды у реки, но решил, что тот и слушать не станет. Значит, его тайна так тайной и останется.

Муллан ухватился за вилы, встал и взял загремевшее ведро.

— Да ладно. Но помни, в небе и на земле скрыто больше… — Он умолк. — Да, больше, чем ты успеешь палкой потыкать. Слушай старших, глядишь, и научишься чему-ничему. А я пойду. Смотри, не балуйся.

И он заковылял прочь, вскинув вилы на плечо, точно винтовку, напевая «Путь далек до Типперери» и волоча за собой шлейф дыма.

Когда Муллан ушел, Майкл спустился к реке в низину. Хоть солнце светило ярко, в тени деревьев царил сумрак. Он нерешительно остановился над обрывчиком, глядя туда, где река плескалась и что-то бормотала самой себе. Пеньки орешника торчали из палой листвы точно ограненные камни. Он задумался… Что, если?

Что, если в лесу обитает народец холмов, как в сказках, которые ему рассказывала Роза? Что, если там есть волки, и медведи, и тролли, и злые колдуньи… и феи тоже? Но не такие, которые живут в цветах. Что, если они большие, молчаливые, злорадные, почти как гоблины? У них есть свое гоблинское царство, с замками и рудниками. И рыцари в латах с мечами, и женщины с длинными волосами в башнях. Что, если все это есть на самом деле, взаправду?

И в его сознании всплыла картина… может быть, чье-то чужое воспоминание. О том, что случилось давным-давно в другом месте… или, быть может, еще только должно случиться.

Лошади уже еле брели, понурив головы, совсем обессилев. От их боков поднимался пар, резко пахнущий потом. Майкл и Котт спешились, мышцы их собственных ног подрагивали словно от сочувствия.

— Мы не сбили их со следа, — сказала Котт, отбрасывая налипшие на лицо волосы. Майкл кивнул. Он так устал, что ему было почти все равно. Страх гнал их долго и далеко, но даже его притупило утомление.

— Костер, — сказал он. — Я разведу костер. Смеркается. Скоро наступит ночь.