Андрей Балабуха - Последний эльф из Атлантиды

Фортинбрас как в зеркало Галадриэли смотрел. Или — Шалот? Да орк с ним! Не важно. Важно, что к столику его в этот самый момент подсел юный Сэмюэль Пингль из Эшуорфа. Не в пример остальным облаченный не в сюртук, а в совершенно не приличествую случаю куцую визитку, он, перехватив Фортинбрасов взгляд, чуть пожал плечами, чуть развел руки и обезоруживающе улыбнулся:

— Я ж века сын…

И в этом был весь господин Пингль. Или принимай, каков есть, или не принимай вовсе. Фортинбрасу он все-таки был симпатичен.

— Мы тут со стариной Переслегинсом поспорили, — начал Пингль, — сколько же все-таки Луэллин тут прожил? Я говорю, лет пятьсот. Он — всю, мол, тыщу. Заложились на десять синеньких. Что там у тебя в Книге на сей счет? Кто прав?

— Вот, слушай. — Фортинбрас открыл том. — Это в самом начале. «В год тысяча триста сорок второй от восшествия на престол последнего из Великих Королей, на четвертой гебдомаде великого мрака, пришедшего с запада, к Загогульному мысу, что лежит в пяти лигах от маяка севернее маяка Край Тьмы, прибило корабль мертвецов. Он был эльфийской постройки, которую сразу же выдавали глазу изящные обводы, но весь почернел, а борта казались изъязвленными. Не уцелело ни одной мачты, а доски палубы были проломлены во многих местах, и на дне трюма лежали камни, будто выпущенные гигантской катапультой. Все на корабле были мертвы — и двадцать семь верзил, и оркова дюжина гномов, и даже пара хоббитов, один очень старый, а другой сравнительно молодой. И лишь единственный эльф еще подавал признаки жизни. Его перевезли…» Впрочем, это уже неважно. Как видишь, Сэмми, это было шестьсот тридцать один год назад. Так что врете вы оба.

— Но я все-таки ближе к истине, — рассмеялся юный Пингль. — А Переслегинс врет всегда, привычка у него такая. Пойду, скажу ему, что выиграл. Ну, скажем, процентов на семьдесят. Так что семь синеньких с него, — и Сэмюэль испарился, будто и не бывало.

Не успел Фортинбрас выпить еще глоток и закусить воздушно-нектарную сладость ломтиком брийского сыра, как рядом нарисовалась Бугенвиллия Колдобинг — из новомодных дам-писательниц, строчащих нескончаемые повествования о девах, вечно юных даже в тринадцатом замужестве. Вот уж кого видеть вовсе не хотелось! Но долг есть долг.

— Скажите, любезнейший господин Стукк, — замедоточила Бугенвиллия, — неправда ли, Учитель Мудрости чувствовал себя среди нас бесконечно, беспредельно, бескрайне одиноким?

«И терпеть не мог, когда его так называли!» — чуть было не сказал Фортинбрас, но вовремя удержался: что с дамочки возьмешь? Он снова открыл Книгу. Жаль, не составлен еще указатель… Но и память пока не отшибло! Это где-то в дедовых записях. Значит, часть четвертая. И, кажется, ближе к концу… Он принялся листать — неторопливо, как раз настолько, чтобы госпожа Колдобинг прониклась ощущением своей малозначимости.

— Вот, сударыня: «…и тогда я, осмелившись, спросил Учителя…»

И дед, орк его побери, туда же! Забыл, совсем запамятовал… И как его только угораздило! Не был, не был никогда эльф никаким учителем! Он просто жил и был рядом. Просто разговаривал — с каждым, кто подходил к нему или к кому подходил он сам. И уж как-то так само собой получалось, что после разговоров этих в мозгу рождались странные, непривычные, новые мысли. Может, и присутствовало в том некое эльфийское волшебство, но никакого учительства с ученичеством и в помине не было! Да и сам Луэллин говорил: «Вы, хоббиты, эльфийской магии чужды. Зато обладаете своей — магией знания. Вам бы только немножко извилины расчесать, чтобы зудели…» И накаркал — вечно в черепе чешется…

— «…спросил Учителя, — с отвращением повторил Фортинбрас, — каково это, чувствовать себя последним не из рода, не из племени, но из всех первосотворенных? На что эльф ответил, улыбнувшись обычной своей горько-светлой улыбкой: „Никто не может быть одинок, Арво, пока ему есть кого впустить в свое сердце и пока ему находится место в чьих-то сердцах!“ И, поразмыслив, я понял, что мы не одной крови, он и я, но мы одного духа, он и я. Мысль эта была свежей, как первый распустившийся подснежник».

Фортинбрас поднял глаза от страницы: Бугенвиллия, подперев кулачком щеку, смотрела не то в пустоту, не то вглубь себя.

— Какое величие духа! — прошептала она наконец, и Фортинбрас задался вопросом, о ком речь: об эльфе или о деде. Но решил, что все-таки о Луэллине: небось, Арво Стукк для писательницы — так, хоббит, волею случая оказавшийся рядом с Великим…

Когда дамочка растворилась в перемещающемся многолюдстве, он ощутил острое желание чем-нибудь закусить ее недавнее присутствие и с удовольствием отведал пирога с холодной телятиной. Впрочем, без помех насладиться вкусом божественной стряпни Мелиссы Бигфут (тут уж не ошибешься!) не удалось — природа, как известно, не терпит пустоты, и на месте писательницы уже сидел Дрого Прибрежневс, как всегда, равно подтянутый и поддатый, причем тем более подтянутый, чем более поддатый.

— Слушай, Фортинбрас, я вот все думаю…

— И о чем же?

— А понимал Луэллин, что в конечном счете все-таки смертен? И, главное, внезапно смертен?

Эк загнул!

— Не знаю, Дрого. Но сдается мне, понимал. Иначе… — Фортинбрас вновь принялся листать Книгу. Где же это? Кажется, во второй части… Или нет, в третьей? Точно, в третьей. Ну-ка, ну-ка… — Иначе с чего бы он сказал прапрадеду такое: «Каждый из нас — свеча на ветру. И в любой миг ее может погасить ветер. Но не свеча важна — важен свет, который в тебе».

— Круто закручено! И как прикажешь понимать?

Фортинбрас почесал затылок — обычно оно помогало. И этот раз не стал исключением:

— Никак не прикажу. Сам подумай. А додумаешься — другим скажи. Неужели слабо?

— Мне? — возмутился Дрого. — Да я… Вот увидишь!

«Скорее уж — услышу, — подумал Фортинбрас, глядя вслед удаляющемуся твердым шагом соседу. — И хорошо бы, чтоб не глупость!» Впрочем, по трезву Дрого думать умел, тут не возразишь. Может, и вправду истолкует…

Но истолкования попросил старый Арно Подспудникс.

— Скажи-ка, малыш Форти…

Орк ему в печень! Скоро уже пятьдесят семь стукнет, а все «малыш»! Впрочем, с высоты его ста двенадцати… Но все равно обидно.

— …а что там, сказывают, толковал эльф про наше долголетие?

Ну, это просто — в дедовых записях. Фортинбрас и сам не раз возвращался к этому месту. Он отработанным движением раскрыл книгу почти на нужном месте — понадобилось перелистнуть каких-то пять-шесть страниц.

— «Вам, хоббитам, повезло, ибо век ваш долог, не то что у людей. Есть мера нового, которую можно привнести за свою жизнь и за свою жизнь воспринять. И вы никогда ее не превысите, поскольку жизнь ваша долга. И потому магия знания пойдет вам впрок — прогресс науки никогда не обгонит совершенствования нравов». Вы это имели в виду, господин Подспудникс?