Джин Вульф - Пыточных дел мастер

Агия потерла ладонь о ладонь, словно стараясь согреть руки в солнечных лучах.

— Если он… Северьян, здесь нужно свернуть за угол, и покажется лестница — вон там, где статуи эпонимов… Если он существовал, он, по определению, был Всемогущим Властителем. Что означает неограниченную власть над реальностью, включая сюда и время. Верно?

Я кивнул.

— А если так, ничто не препятствует ему переместиться из прошлого, скажем, трехсотлетней давности в ту временную точку, которую мы с тобой называем настоящим. Мертвый ли, живой; если он когда-либо существовал, то может находиться всего в квартале — или в паре дней — от нас.

Мы добрались до верхней площадки лестницы. Ступени ее, вытесанные из камня, белого, как соль, были порой широки и пологи, порой же — круты, будто трап. Там и сям расставлены были на них лотки кондитеров, продавцов обезьян и прочих торговцев в том же роде. Отчего-то было очень приятно, спускаясь по этим ступеням, беседовать с Агией о тайнах мироздания, и я сказал:

— И все — из-за каких-то женщин, заявляющих, будто они владеют одним из его когтей! Надо полагать, и без чудесных исцелений там не обходится?

— Они говорят, что случается и такое. А еще Коготь может залечивать раны, оживлять умерших, сотворять из глины новые виды живых существ, помогать унимать похоть и так далее. Все то, на что был способен сам Миротворец.

— Это ты надо мною смеешься?

— Нет, я смеюсь в лицо солнцу. Ты ведь знаешь, что оно делает с лицами женщин?

— Да, оно делает их смуглыми.

— Оно уродует нас! Начать с того, что лучи солнца сушат кожу, отчего на ней появляются морщины! Вдобавок они освещают и выставляют всем напоказ любой изъян — даже самый мелкий. Помнишь, как Урваши любила Пурураваса, пока не увидела его в ярком свете солнца? А я чувствую его лучи на своем лице и думаю: «Мне плевать на тебя! Я еще достаточно молода, чтобы обращать на тебя внимание, а на будущий год подберу себе в нашей лавке широкополую шляпу!» — В ярких солнечных лучах лицу Агии в самом деле было далеко до совершенства, однако ей нечего было бояться. Недостатки ее лишь пуще разжигали мое вожделение. Она обладала тем самым — безнадежным и в то же время исполненным надежд мужеством, что свойственно бедным и, пожалуй, привлекательней, чем все прочие человеческие качества. Изъяны Агии только придавали ей осязаемости.

— Признаться, — продолжала она, сжав мою руку, — я никогда не понимала, отчего люди наподобие этих Пелерин всегда думают, будто обычному человеку непременно нужно помогать унимать похоть. Мой опыт показывает, что обычные люди и сами неплохо с этим справляются, причем — каждый день. Нужно лишь найти себе кого-нибудь под пару…

— Значит, тебе не все равно, люблю ли я тебя? — Это было шуткой разве что наполовину.

— Любая женщина хочет, чтобы ее любили, и чем больше мужчин любит ее, тем лучше! Но — тебе я вряд ли отвечу взаимностью, если ты об этом. Все вышло бы очень легко — после таких прогулок по городу. Но если тебя вечером убьют, ночью мне будет очень плохо.

— Мне тоже, — сказал я.

— Ничего подобного! Тебе уже будет наплевать на все. Мертвому не больно — тебе это должно быть известно лучше, чем любому прочему!

— Я почти склонен считать, что всю эту заваруху устроила ты или твой брат. Когда пришел Серпентрион, ты была снаружи — может, это ты сказала ему что-нибудь, чтобы настроить против меня? Может, он — твой любовник?

Агия рассмеялась.

— Взгляни на меня! Да, платье мое из парчи, но что под ним — ты видел. Я хожу босиком. Есть ли на мне кольца или серьги? Или серебряная ламия на шее? Или золотые браслеты на запястьях? Нет? Тогда можешь быть уверен, что я не кручу любовь с офицером Дворцовой Стражи! Ко мне навязывается в сожители только один старый моряк, уродливый и бедный. Мы с Агилюсом существуем лишь за счет нашей лавки. Она оставлена нам матерью, и не заложена только потому, что не сыскалось в городе человека, достаточно глупого, чтобы дать под нее что-нибудь. Порой мы раздираем что-нибудь из товара в лоскуты, продаем их тем, кто делает бумагу, и нам хватает на миску чечевицы…

— Ну, сегодня вечером ты наешься досыта, — заметил я. — Я хорошо заплатил твоему брату за эту накидку.

— Ка-ак? — Похоже, к Агии вернулось шутливое настроение; она отступила на шаг и, разинув рот, изобразила крайнюю степень изумления. — Ты не собираешься угостить меня ужином? И это — после того, как я потратила целый день, чтобы научить тебя уму-разуму?

— И попутно втравила меня в историю с этим алтарем.

— Мне жаль, что так вышло, правда! Я подумала, что твоим ногам лучше как следует отдохнуть перед боем. А тут появилась та парочка — и я решила, что это для тебя неплохой шанс заработать…

Отведя от меня взгляд, она повернулась к одному из бюстов, украшавших лестницу.

— Все затевалось только ради этого? — спросил я.

— Сказать правду, мне хотелось, чтобы все приняли тебя за армигера. Армигеры часто расхаживают по улицам в странной одежде — когда идут на турнир или на пикник. И лицо у тебя подходящее. Я ведь и сама приняла тебя за армигера, когда ты подошел к лавке. И уж решила что мной вполне может заинтересоваться какой-нибудь армигер или даже незаконный сын экзультанта — пonoь хотя бы в шутку… Ну, откуда мне было знать, что так выйдет?

— Понятно… — Внезапно меня одолел смех. — Однако глупо же мы, наверное, выглядели, когда неслись в этом фиакре!

— Если понял это, поцелуй меня!

Я окаменел от удивления.

— Ну же! Много ли шансов осталось у тебя? А я дам тебе все, чего захочешь… — Она умолкла и вдруг рассмеялась тоже. — Быть может, после ужина, если сумеем найти уединенное местечко… Хотя — перед боем, наверное, лучше не стоит.

Она обняла меня и потянулась к моим губам. Груди ее оказались упруги и высоки; бедра прижались к моим.

— Вот так… — Она оттолкнула меня. — Взгляни, Северьян! Видишь — там, между пилонами?..

Там, внизу, блестела, словно зеркало, поверхность воды.

— Река.

— Да, это Гьолл. Теперь — налево. Остров трудно разглядеть — слишком много ненюфар, но там трава должна быть ярче и светлее. Видишь, стекло сверкает на солнце?

— Что-то такое вижу. Это здание — целиком из стекла? — Агия кивнула.

— Это и есть Ботанические Сады. Там ты сорвешь себе аверн — нужно лишь потребовать это как полагающееся по праву.

Дальше мы спускались молча. Адамнианская Лестница, змеей петлявшая по склону холма, очевидно, была популярным местом для прогулок — я видел множество прекрасно одетых пар, мужчин с отметинами былой бедности на лицах, шумно резвящихся детей… Над противоположным берегом Гьолла темнели, навевая печаль, башни Цитадели. Увидев их в третий или четвертый раз, я вспомнил, как мальчишкой, купаясь у восточного берега, ныряя с уходящих в воду ступеней и воюя с ребятней из окрестных кварталов, раз или два замечал тонкую белую змейку на склоне далекого, едва различимого глазом холма за рекой…