Джин Вульф - Пыточных дел мастер

— Ты можешь вымыться самостоятельно? — спросила Агия у Доркас.

— Да, я люблю мыться, только не смотрите на меня.

— Попроси Северьяна отвернуться. Утром у него это прекрасно получилось.

— И ты, госпожа, — тихо сказала Доркас. — Я не хотела бы, чтобы ты смотрела. Мыться лучше в одиночестве, насколько это возможно.

Агия улыбнулась, но я снова кликнул служанку, дал ей орихальк, чтобы принесла ширму, и сказал Доркас, что куплю ей платье, если только в харчевне найдется что-нибудь подходящее.

— Не надо, — прошептала она. — Я — тоже шепотом — спросил у Агии, что, по ее мнению, творится с Доркас.

— Ей нравится ее одежда, это ясно. Вот мне весь день пришлось придерживать «декольте», чтобы не осрамиться на всю жизнь… — Она опустила руку, и разорванное платье ее разошлось. Высокие груди слегка блестели в лучах заходящего солнца. — А ее тряпье как раз достаточно прикрывает ноги и грудь. Есть, правда, прореха ниже живота, но ты, осмелюсь предположить, ее не заметил.

На помост поднялся харчевник в сопровождении официанта, несшего поднос с бисквитами, бутылкой и бокалами. Я сказал, что мне нужно обсушиться; он распорядился принести жаровню и сам принялся греться возле нее, словно в собственных жилых комнатах.

— Хорошо, — заметил он. — Солнце-то умирает, но не знает об этом — а мы это не только знаем, но чувствуем на собственной шкуре. Я всем говорю: если тебя убьют — хоть обманешь грядущую зиму. Ну, а если ранят — по крайности, не придется выходить наружу… Конечно, поединков больше всего бывает к концу лета, тогда это как-то более к месту. Не знаю, легче посетителям от этого, нет ли — убытку-то, во всяком случае, никакого.

Я снял накидку и плащ, поставил сапоги на табурет возле жаровни и встал рядом с харчевником, чтобы просушить бриджи и чулки.

— Значит, все, идущие драться на Кровавом Поле, заходят к тебе?

(Как всякий, кому вскоре предстоит умереть, я рад был бы узнать, что следую неким установившимся традициям.)

— Все? О нет, — отвечал он. — Да благословят тебя Умеренность и Святая Аманда, сьер! Будь оно так, харчевня давно бы уж не принадлежала мне — я продал бы ее и зажил в свое удовольствие в большом каменном доме с атроксами у дверей и десятком молодых ребят с ножиками под рукой, чтобы разделывались с моими врагами. Нет, многие проходят мимо и даже не удостаивают нас взглядом. Невдомек им, что другой возможности попробовать мое винцо может и не представиться!

— Кстати о вине, — сказала Агия, подавая мне бокал, до краев наполненный темно-красным старым вином.

Скорее всего вино было не таким уж хорошим: язык защипало, в изысканный вкус примешалась толика горечи — однако во рту человека уставшего и промерзшего до костей оно все равно оказалось чудесным, лучше лучшего. Бокал Агии тоже был полон, но, судя по раскрасневшимся щекам и блеску глаз, она уже успела опорожнить по меньшей мере еще один. Я велел ей оставить что-нибудь и для Доркас.

— Эта дева наверняка не пьет ничего крепче молока! К тому же это тебе, а не ей, скоро понадобится храбрость.

Я — возможно, немного покривив душой — сказал, что вовсе не боюсь.

— И правильно! — воскликнул харчевник. — Не бойся! Не забивай голову недостойными благородного мыслями — о смерти, последних днях и всяком таком! Те, кто боится, никогда не возвращаются с Кровавого Поля, можешь мне поверить. Помнится, ты собирался заказать ужин для себя и двух своих дам?

— Мы уже заказали его, — отвечал я.

— Да, заказали, но ничего не заплатили вперед — вот что я хочу сказать. И еще — за вино — настоящее «гато сек»! Что съедено и выпито здесь и сейчас, должно быть здесь же и сейчас же оплачено. А за ужин попрошу три орихалька вперед, и еще два — когда вернетесь.

— А если я не вернусь?

— Тогда мы с тобою в расчете, сьер. Отчего у нас, по-твоему, такие низкие цены?

Такая бесчувственность обезоружила меня полностью. Я отдал харчевнику деньги, и он покинул нас. Агия заглянула за ширму, где с помощью служанки мылась Доркас, а я сел на кушетку, отхлебнул вина и заел его бисквитом.

— Северьян! Если бы как-нибудь запереть эту ширму… Можно придвинуть кресло, но эти двое обязательно выберут самый неподходящий момент, чтобы поднять шум и все испортить…

Я хотел было ответить на это какой-то шуткой, но тут заметил во много раз сложенный клочок бумаги, подсунутый под поднос на столе таким образом, чтобы его увидел лишь тот, кто сидел на моем месте.

— Ну, это уже перебор, — заметил я. — Сначала — вызов, затем — таинственное послание… — Агия подошла ко мне.

— Какое послание? Ты уже пьян?

Я положил руку на теплую округлость ее бедра и, не встретив сопротивления, привлек Агию к себе так, чтобы и она увидела записку.

— Как по-твоему, что там написано? «Содружество нуждается в тебе. Скачи немедля…»? Или: «Истинный друг тебе — тот, кто назовет пароль „камарилья“»? «Берегись человека с розовыми волосами…» «Выходи, когда в окно твое влетят три камешка…», — поддержала шутку Агия. — Хотя — лучше: «…опавших листа»! «Ирис, нектар предлагавший, был розы шипом уязвлен…» Это — о том, что твой аверн меня погубит. «Свою истинную любовь узнаешь по красной…» — Поцеловав меня, она села ко мне на колени.

— Разве ты не хочешь взглянуть?

Она снова опустила руку, и ее разорванное платье не скрывало ничего.

— Я смотрю!

— Да не сюда! Прикрой это ладонью и разверни записку.

Я сделал то, о чем она просила, — только клочок бумаги оставил на месте.

— Нет, это и вправду перебор. Таинственный Серпентрион со своим вызовом, потом — Хильдегрин, а тут еще это… Я рассказывал тебе о шатлене Текле?

— По дороге сюда ты не раз говорил о ней.

— Я любил ее. Она очень много читала — когда меня не было рядом, ей больше ничего не оставалось — только читать, вышивать или спать. Она обычно смеялась над сюжетами некоторых книг. Там с героями всегда случались подобные вещи, после чего они помимо воли бывали вовлечены в какие-нибудь возвышенные, мелодраматические — словом, совершенно не подходящие для них — приключения.

Агия рассмеялась и снова приникла ко мне в долгом, чувственном поцелуе.

— А при чем тут Хильдегрин? — спросила она, когда губы наши разомкнулись. — Совсем заурядный человек…

Я взял с подноса еще один бисквит, коснулся им записки и сунул его уголок в рот Агии.

— Некоторое время назад я спас жизнь человека по имени Водалус…

Агия отпрянула, поперхнувшись крошками.

— Водалус?! Это шутка?

— Вовсе нет. Так называл его спутник. Я был еще мальчишкой и просто-напросто поймал в нужный момент древко топора и удержал его. Если бы не это, Водалус был бы зарублен. Он дал мне хризос.

— Подожди. Хильдегрин-то тут при чем?