Артем Морозов - Я и мой капитан

Самка подошла и вдруг начала легонько прикасаться к шее Лени своими губами. Покровы на теле Светы были совсем неэффективными — прозрачная черная ткань поверх двух белых кусочков материи, едва прикрывавших ее грудь и бедра. Агент понял, что это ритуальные одежды для совокупления, и мягко отстранил Свету, указав пальцем на монитор: слушают, мол. Самка в ответ махнула кистью: ну и пусть. Леня никогда бы не подумал, что ему может понравиться кто-либо кроме альтарианок, но распущенные волосы Светы и исходящий от ее теплого тела аромат, равно как и внезапный приток крови внизу живота Лени разбивали в пух и прах его заблуждения. Но агент сдержался и, погладив Свету по щеке, шепнул:

— Давай позже, устал очень, пожалуйста.

Она, не проронив ни слова, удалилась, всем видом показывая свое разочарование. 24-му оставалось только вздохнуть. Но следовало уважать местные табу. Да и к его новым ощущениям вдруг примешалось другое, какого он никогда раньше не испытывал, — агент вдруг подумал о сознании гуманоида, в чьем теле он временно пребывал. «Как можно расценить такой поступок по отношению к настоящему Глущенкову? Хотя традиции на Земле принято нарушать, что Света доказала еще вчера собственным примером… Однако я не землянин. И к тому же я — профессионал». Он непроизвольно тряхнул головой, достал из пакета прибор для улучшения зрительного восприятия гуманоидов и занялся изучением окон в доме напротив.

Леня проводил взглядом из окна стройную фигурку Светы, удаляющейся на работу, и снова припомнил вчерашний вечер. Мысли о ее хрупком теле были даже навязчивее, чем рассуждения о понедельнике. 24-й утопил их так глубоко, как только мог, — сегодняшнее предприятие было гораздо сложнее его предыдущей вылазки. Жертва следит за охотником на помеченной им территории. Такой план требовал от агента полной концентрации, поэтому он продолжил свое занятие.

Первым, что насторожило Глущенкова, была надпись на одной из коробок: «Для детей от 12-ти лет». Он вскрыл красочную упаковку и извлек на свет создателя набор для маскировки. Сделал все по инструкции, потом долго примерял перед зеркалом.

«Нет, никуда не годится», — решил Леня.

Наклеенных с таким трудом усов 24-й не видел ни на одном гуманоиде. Борода была еще ничего, если бы хоть как-то сочеталась с его волосами, отливающими медью. Парик вообще никакой критики не выдерживал — как Леня его ни вертел на голове, тот всегда сидел косо: то закрывая глаза и обнажая затылок, то открывая покрытый рыжими волокнами лоб.

«Может быть, что-то не так делаю?» Он снова углубился в изучение мануала. Но кроме текста мелким шрифтом, сообщающего (почему-то по-китайски), что клейкий слой безопасен для здоровья ребенка, никаких дополнительных указаний не обнаружил.

«Ладно, есть идея получше». — Он направился в спальню. Там и зеркало было побольше, а еще было то, что ему сразу бросилось в глаза, когда утром Света готовилась к походу в офис, — ее набор для изменения внешности: всякие там разноцветные краски в тюбиках и выемках, а также инструмент для их нанесения на лицо. Точно такой же кейс, только поменьше, самка непременно носила с собой в наплечном кожаном чехле.

Агент задернул шторы и начал изучать содержимое ящиков стола. Набрав необходимые, как ему казалось, принадлежности, он вернулся в большую комнату, сделал звук телевизора громче и разложил на диване перед собой остальные покупки. Прибор ночного видения — Леня его уже проверил — вроде бы работает, но вряд ли пригодится сегодня. Четыре «жучка», не таких миниатюрных, как стояли сейчас в его квартире, но сойдут. База-передатчик к ним, шесть простеньких мобильников, на которых он решил сэкономить. Нож из провинции Швейцария, маленький, с пластиковой рукоятью, но острый, зараза. Фонарик, кусачки и две важнейшие детали его экипировки: слесарный инструмент (так это называлось в каталоге интернет-магазина, а по сути представляло собой набор отмычек) и пистолет марки ТТ. Муляж — однозарядная пневматическая пугалка, но главное, что выглядел он как настоящий.

24-й рассовал все это по карманам наименее потертой куртки Лени (которую тот явно редко носил), напялил на голову растягивающуюся шапку машинной вязки, тщательно убрав под нее волосы, и тихо закрыл за собой входную дверь. «А эти пускай новости Первого канала слушают. Очень познавательно», — усмехнулся агент — приглушенный звук телевизора был слышен даже в коридоре.

Отмычками воспользоваться не пришлось: оказалось, что у Светы были ключи от квартиры соседей, окна которой выходили на тыльную сторону пятиэтажки. Видимо, чтобы в случае аварии спасатели могли проникнуть внутрь. «Предусмотрительно». — Леня не ожидал от землян такого логичного мышления. Он прошел на балкон смежной квартиры, хозяева которой минут пять назад отправились отводить детей в «рассадник». Стараясь не задеть ничего из вещей, глянул вниз: «Второй этаж, метра четыре, почва палисадника, ерунда…» 24-й взобрался на перила и спрыгнул на землю, смягчив удар сперва ногами, а потом и передними конечностями. Отряхнулся, оглянулся. «Создатель!»

На горизонтальной подставке у дома напротив сидела убеленная сединами самка подвида Б в мешковатых покровах, цветастом платке, скрывающем голову, и с подпоркой, заменяющей ей третий бипод, в руке. Гуманоид исподлобья смотрел прямо на Леню. Агент шумно вдохнул, припоминая по энциклопедии, как должно обращаться с мудрыми землянами, близкими к точке развоплощения, и уверенно направился к самке. «Что можно делать в такую рань, в рабочий день? — раздраженно думал 24-й, хотя понимал, что виноват он сам — не учел всех факторов. — Нужно это исправить».

Бабка на лавочке, заметив приближение Глущенкова, отвернулась, сжав рукой палку, скукожилась еще сильнее и сделала вид, что продолжает кормление снующих у ее ног неразумных пернатых. «Голуби, точно… так они тут называются».

— Доброе утро, графиня, — вежливо сказал Леня.

Старушка посмотрела на него затравленным взглядом, даже более затравленным, чем накануне Света, когда агент застукал ее в спальне с ухажером. Что-то не так… Но он ведь использовал стандартную фразу из русской оперы, да и гуманоид перед ним очень уж напоминал актрису, символизирующую злой земной рок. Леня чуть было не начал пояснять свое поведение: «Тройка, семерка…»

— Как себя чувствуют ваши питомцы? — Пытаясь исправиться, Глущенков кивнул на голубей, которые, отталкивая друг друга, вырывали из размоченной горбушки вязкие клочки клейковины.

Бабка помолчала. Потом, видимо сообразив, что ей ничто не угрожает, вскочила со скамьи, размахивая тростью перед носом у Лени:

— Пшел, пшел, наркоман проклятый! Ворюга! Ворюга!