Александр Зорич - Сборник Круг Земель

– Вполне, – высокомерно бросил Урайн и дал хушакам знак.

«Кто они такие, эти диофериды, чтобы запугивать меня какими-то отражениями?»

Его уже звал Диорх. Его уже сжигало нетерпение. Кончики его пальцев уже трепетали от предощущения прикосновения к мирам других ветров.

Он познает Диорх и будет властвовать над ним. Он извлечет из Шара ту выгоду, о которой простак Леворго не мог и помыслить в своей рабской покорности заветам Лишенного Значений.

«В конце концов, мне дано Судьбой больше прав, чем любому из этих миролюбивых ублюдков» – решил Урайн, брезгливо косясь на бурые кишки своего недавнего собеседника, хладнокровно распотрошенного Шотором, осквернившие белоснежный пол Обители Диорха.

– Здравствуй, Брат.

Тишина. Но Урайн знал, что Элиен его слышит. И он замолчал.

Вскоре до его ушей донесся голос Элиена – негромкий, лишенный интонации..

– Здравствуй, Брат.

– Я победил тебя. Я. Победил. Тебя. – Урайн упивался каждым своим словом..

– Победил не ты. Победил год Тайа-Ароан. А ты лишь жалкая фигурка в мировом Хаместире.

Урайн расхохотался.

– Ты ничего не понял, мой дорогой Элиен. И даже смерть не сделала тебя сообразительней! Я, жалкий беглец, смог в одиночку одолеть тебя. Тебя! Но ты по-прежнему спесив. И говоришь со мной так, словно это тебе, а не мне, удалось исполнить свою миссию Звезднорожденного перед миром! Ты говоришь со мной так, будто бы не ты, а я нахожусь там, где нет ни времени, ни славы, ни радости бытия.

Элиен промолчал. Он очень устал от слов. В конце концов, он ведь умер. Мертвые имеют право на молчание.

– Хорошо, я не буду заставлять тебя нервничать. Я-то знаю, что на самом деле ты всегда любил звук моего голоса, тебе нравились мои черные шутки. Тебе всегда было приятно осознавать, что меня ни в коем случае нельзя убить. И дело здесь не только в твоей возлюбленной Гаэт. А когда ты наконец решился переступить через свою приязнь ко мне и сполоснуть клинок Мудрого Пса Харрены в моей Сделанной Крови, то с ужасом убедился, что это не так-то просто, как казалось! Да? Ну да теперь тебе нечего бояться, ведь я тоже люблю тебя всем сердцем, которому совсем скоро суждено вновь стать ледяным. Люблю тебя, Брат!

Урайн нервно хохотнул и продолжал:

– Люблю как благодарного слушателя, который обречен слушать меня здесь столько, сколько мне заблагорассудится. Возможно, ты неважный собеседник. Но ты отменный слушатель – это уж точно!

Урайн неожиданно замолчал. У него впереди – Вечность. И у Элиена – Вечность. Но они разнятся так же, как поцелуй и воспоминание о нем, как тончайший шелк и засохший тутовый лист.

О да, Урайн знал, что сейчас весь мир и мириады его отражений подвластны его воле, как мрамор – резцу скульптора. А в руках у Элиена нет ничего кроме пустых пока Скрижалей и палочки для письма тушью. И, быть может самое ужасное, – тушь никогда не иссякнет и пустые пока еще страницы Скрижалей никогда не будут заполнены до предела, ибо имя числу их не названо.

Урайн мог уйти из Шара когда ему заблагорассудится и не вернуться назад никогда. Он был свободен в своем выборе. Элиен же был свободен лишь в одном – он мог испещрять чистые поверхности Скрижалей буквами, словами, символами Истинного Наречия Хуммера. Рисунками. Стихами. Чем угодно.

Увы, ни одна живая душа никогда не прочтет писания Элиена.

Урайн замолчал и молчание его длилось долго.

– Послушай…Ты еще здесь? – вдруг спросил Элиен. И впервые его голос показался Урайну наделенным неким подлинно-человеческим чувством. Урайн не торопился отвечать. Он наслаждался пыткой Элиена – пусть высокомерный гиазир-свел поймет, пусть ощутит в полной мере, какой это дар Судьбы – собеседник. Пусть мучится, думая что он, Урайн, вышел из Шара, вышел, чтобы не возвращаться.

– Эй! Брат! Ты здесь? – снова спросил Элиен и в его голосе звучала настоящая мольба.

Урайн едва слышно щелкнул пальцами.

– Брат!? Это ты? – Элиен, кажется, был уверен, что ослышался.

Урайн вновь затаился.

– Брат!!! Урайн, шлюхин сын, где ты!!? – Элиен заходился в отчаянном крике. Будь сейчас Урайн телесен в привычном смысле этого слова, у него, не ровен час, лопнули бы барабанные перепонки.

– Где, где… в гнезде! – проворчал Урайн, не скрывая улыбки.

– А я… я думал, ты ушел навсегда.

– Что я тебе скажу, любезный Элиен, – характер у тебя не подарок, – заметил Урайн. – Вот ты бы, пожалуй, на моем месте поступил бы именно так – вышел бы из Шара, не прощаясь. И плевать на милосердие, на добрые чувства… А я вот останусь. Ненадолго, конечно, но останусь. Ибо хочу спросить тебя кое о чем. Сейчас я не могу войти в твой мир без твоего соизволения, это прискорбно, но не больно-то и надо. А вот ты – даже с моим соизволением и при помощи всех шести хушаков – не в состоянии вернуться в мир, который я дерзну назвать моим. Следовательно, ты мертв. Я знаю, Элиен, перед тобой сейчас – бесконечные лиги чистейших Скрижалей. Скажи, намерен ли ты что-либо записать в них?

– Коль скоро у меня впереди – Вечность, значит я могу и должен жить в ней, описывая события той Вечности, которая осталась позади. Я напишу всю известную историю Круга Земель…

– А когда она закончится и тебе будет нечего описывать, кроме собственных снов и собственного безумия? Что будет тогда? – нетерпеливо перебил его Урайн.

– Тогда я займусь вымышленной историей Круга Земель. Падением твоего могущества, конечной гибелью Хуммера и собственным освобождением отсюда.

– А потом, потом?

– А потом я начну все с начала. Перепишу все по-новому…

– Я так и думал, – разочарованно пробормотал Урайн. – Так и думал. Даже Звезднорожденный не идет в своих фантазиях дальше вечного возвращения к началу… Как это скучно! Между тем, сегодня величайший праздник Круга Земель – пала единоличная тирания жестоковыйного Элиена и на смену ей грядет Эра Благодатного Процветания. Во дни праздников положено дарить подарки. Я принес дар, который ты, любезный брат мой, оценишь со временем. Я принес новые страницы для твоей безумной повести. – Что ж, я готов принять твой дар…

– Моя истинная история такова. Когда я глупым и жестоким подростком выторговал свою жизнь у Хуммера в обмен на вечное служение ему, я не ведал, что творил. Но я оказался чересчур способным учеником. Настолько способным, что прошло всего лишь несколько лет и я понял – пробуждение Хуммера, моего хозяина, не принесет мне ничего, кроме полного сокрушения моей личности, отягощенной собственными представлениями о надлежащем и величественном. Чтобы воплотить мои собственные представления, мне следовало уничтожить Хуммера, да. И в то же время я знал – стоит ему прознать о моем тайном замысле и я обращусь пылью на степном ветру. Да, я по-прежнему звался «Длань, Уста и Чресла Хуммера», но исподволь я уже начал готовить грядущее умерщвление Хуммера. Для этой безумной задачи, как я полагал тогда, требовалось единство воли и магического искусства всех Звезднорожденных – меня, тебя и Шета. Увы, ни ты, ни Шет не стали бы даже слушать мои предложения. Вспомни себя в возрасте двадцати лет и ты поймешь, почему было бессмысленно пытаться вступать с тобой или с Шетом в подобные переговоры. Ты даже в Хуммера тогда толком не верил! Я тоже был тогда молод. И моим методом стала грубая сила. Я пленил Шета и менее чем за год сокрушил его упрямство. Вторым должен был стать ты. Но ты все испортил, любезный брат мой.