Александр Зорич - Сборник Круг Земель

В помещении было темно. Ни один луч света не нарушал монотонного черного однообразия. “Быть может, я уже умер?” – подумал Шет.

Тело, однако, было полностью послушно его воле. Скрежет возобновился, но ненадолго. Когда он затих, Шет начал вслушиваться в темноту, чтобы понять, что служит источником этого истязающего сознание звука. Зрение ничем не могло помочь Шету, поскольку его глаза не находили себе никакой пищи в кромешной черноте комнаты.

Он пошарил под одеждой, лелея надежду найти огниво, которого, разумеется, нигде не оказалось.

На ощупь Шет определил, что лежит на грубой веревочной циновке. “Похожие плетут смеги”, – вспомнил он.

Варанец сел, подобрав колени– к груди и оперев на них подбородок, и снова прислушался. Но скрежет более не повторялся. Наверное, его все-таки не будут пытать. Зачем?

И тут из тишины на Шета окс Лапша обрушился голос, размноженный многократными отражениями, которые не глушили, а, наоборот, утраивали, удесятеряли каждое слово. Голос звал его по имени.

– Чего тебе от меня нужно? – спросил Шет окс Лагин, с трудом превозмогая чудовищную головную боль, которую вызвал к жизни голос, показавшийся Шету знакомым, как знакома человеку застрявшая в его ладони заноза.

– Ничего, кроме тебя самого, Шет окс Лагин. Великая Мать Тайа-Ароан породила нас в один день и наши судьбы сплавлены воедино до скончания времен!

Эхо повторяло сказанное со зловещей утомительностью. Стены комнаты вторили голосу звонким гулом. Голова вторила им. Шет был уверен, что в потолок, который в комнате все же имелся, были вмурованы сотни глиняных сосудов, делающие любой звук в комнате невыносимым. Но он ошибался.

Шет заткнул уши руками и свернулся на циновке, словно младенец в утробе. Он не знал, день сейчас или ночь, и он не догадывался, почему ему не дозволено видеть солнце.

562 г., четвертая неделя месяца Алидам

Элиен окинул прощальным взглядом далекую Радагарну. Красные лоскуты стен на зеленом бархате оазисов – и больше ничего.

Элиену нужно было ехать дальше на юг. Герфегесту, который выехал его проводить и, как он сам выражался, “порастрясти зернышки в коробочке”, пора было поворачивать на север. Подходило время расставания.

Не сказав ни слова, Алаш внезапно пришпорил своего коня и ринулся вперед. Теперь он гарцевал в отдалении, оставив Элиена с Герфегестом наедине. Сын Тремгора не знал, что такова была просьба Герфегеста, а потому удивлялся столь странному поведению своего будущего попутчика.

– До сих пор я не могу решить для себя, стоит ли доверять грютам, и если да, то насколько, – сказал Элиен, с прищуром глядя на гарцующего Алаша.

Герфегеет улыбнулся щедро и открыто, то есть так, как это обычно за ним не водилось.

– Если вообще можно доверять людям, то грютам стоит доверять в первую очередь. Вот уже тридцать лет, как они лишились своего темного могущества, а вместе с ним и былого коварства. Если они бывают подлы, то подлы они по собственному волеизъявлению, а не по воле мрачных сердцеедов из густых киадских лесов. Немногие народы в наше время могут похвалиться этим качеством.

– А Смата? Ты думаешь, он действовал по собственной воле? – недоверчиво спросил Элиен.

Со Сматой ему так и не довелось поговорить. Когда Элиен вчера с соизволения Наратты пришел проведать одноглазого, заточенного в каменный мешок, он застал страшное зрелище.

Тело Сматы было обезглавлено, а подле свежей дыры в полу топтался ужасающий полупрозрачный паук. Огромный паук. Не столь большой, как в баснях, которые были, в ходу на Севере,то есть меньше лошади. Но ощутимо крупнее, чем, например, даллагский боевой пес.

Наратта отнесся к этому на удивление спокойно. “Лазят где им вздумается” – все, что сказал тогда владыка Асхар-Бергенны.

– Эй, да ты меня не слушаешь! – возмутился Герфегест, который уже довольно долго рассуждал на тему того, что если только Смата и действовал не по собственной воле, то его тайный советчик был довольно слабым противником. Почему, например, он прислал в Радагарну лишь четырех кутах? Он лично, Герфегест, с удовольствием вломился бы к Наратте с сотней таких головорезов.

Элиен на самом деле слушал.

– Нет. Урайн очень опасный противник. Хотя бы потому, что еще не убил меня. Он явно уготовил мне что-то худшее.

Герфегест промолчал. Наконец он сказал:

– Возможно, возможно… Так или иначе, грюты – очень крепкий народ. А Алаш – грют до мозга костей, и с ним тебе нечего опасаться.

– Хотел бы я, чтобы твои слова, Герфегест, оказались правдой.

Тема разговора казалась исчерпанной. Оставалось прощание. Элиен чувствовал себя растерянным, хотя и старался не выказывать этого.

Герфегест чувствовал, по-видимому, то же самое. Его лицо стало чужим и непроницаемым. Он ответил Элиену поклоном на поклон. “Встретимся ли мы еще?” – хотелось спросить Элиену, но он воздержался от сентиментальной концовки.

Когда они уже собирались разъехаться, Герфегест испытующе поглядел в лицо Элиену и сказал:

– Кстати, ты знаешь, что твоя сперва отравительница, а вслед за тем спасительница умерла сегодня на рассвете?

– Что? – Элиен не сразу понял, о ком идет речь. А когда понял, то, стараясь казаться как можно более безразличным, бросил: – Наратта?

– Нет. Владыка грютов здесь ни при чем. Она просто истаяла кровью, как лед.

“Гаэт выпила ее жизнь”, – подумал Элиен, с ужасом осознавая, что своему олененку он готов простить и не такое.

– Ну что же, – сказал сын Тремгора вслух, – она служила злу, и зло сожрало ее. Как и Смату.

Ни одна жилка не дрогнула в лице Герфегеста. Он молча кивнул – было видно, что он не поверил Элиену.

Они разом подхлестнули лошадей, и степь открыла им свои объятия.

Асхар-Бергенна, вотчина грютов, осталась на севере. Утомленные плоской степью Элиен и Алаш достигли Ан-Эгера – южной границы грютских владений. Воды этой реки были красны, словно кровь, что не раз давало повод для зловещих шуток со стороны соседей грютов – как южных, так и северных.

Элиен слышал много сказок об Ан-Эгере. Предостережений же он слышал никак не меньше. В “Ре-тарских войнах” говорилось о том, что нельзя входить в Ан-Эгер, не повязав на шею веревку с бубенцом. О том, что на ее берегах нельзя оставаться хотя бы на одну ночь. И наконец, о том, что нельзя пить эту красную воду, предварительно не произнеся особого заклинания.

Заклинание, разумеется, в “Ре-тарских войнах” отсутствовало под предлогом того, что “Никогда более не будет силы в словах, ибо никогда более дыхание Хуммера не осквернит мир”. Еще полгода назад Элиен смеялся над суеверными баснями Хаулатона, но теперь ему было не до шуток.