Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник)

Он смотрел на нее в во все глаза. На лице ее лежал отблеск того света, что так поразил его наутро после родов Тири.

У нее действительно была двуколка — вовсе неудивительно, ей ведь приходилось много путешествовать и зарабатывала она неплохо. На деревянном сидении места хватало как раз на двоих, огромные колеса вращались величественно, как крылья ветряных мельниц, а лошадь носила гордое имя Луна.

Выехали на рассвете. Тиар и Луна прекрасно понимали друг друга; лошадь не нуждалась ни в вожжах, ни в понуканиях, а женщина взамен не требовала от нее излишней прыти. Игар заставил себя сдержаться: ему хотелось самому взять в руки вожжи. Ему хотелось гнать Луну галопом, так, чтобы скрипучая двуколка подпрыгивала на колдобинах; Тиар вряд ли поняла бы его, а Луна — тем более, и потому он просто сидел, забившись в угол жесткого сиденья, и без умолку болтал.

Болтовня успокаивала. Болтовня помогала почувствовать себя увереннее; всякий, кто лжет, должен искусно переплетать свою выдумку с правдой, и потому он детально описывал нравы Подбрюшья, которое, по преданию, получило свое название потому, что пристроилось под брюхом у Замка. О Замке Игар тоже рассказал — мельком; упомянул и Гнездо, описал внешность Отца-Вышестоятеля, которого якобы видел на площади, а заодно и пожаловался на скверный характер нищего слепца, вечно сидящего у колодца. Слепца он описал в таких деталях, что у Тиар не должно было остаться никаких сомнений в правдивости его истории…

Если сомнения все-таки были.

Он не мог ее понять. Худо-бедно, но он, как правило, умел определять по лицам человеческие чувства — а Тиар была загадкой; у него мороз пробегал по коже при одной только мысли, что сидящая рядом с ним женщина постоянно становится как бы соучастницей такого ужасного дела, как роды. Игар ни за какие пряники не решился бы и близко подойти к роженице, а Тиар вникает во все это, принимает решения, пускает в ход свои страшноватые диковинные инструменты — сейчас узелок бережно запрятан в огромный багажный сундук… Для такого дела требуется изрядная доля безжалостности. Тиар умна и хладнокровна — вести ее дорогой обмана так же трудно, как ходить по канату: важно не оступиться.

— А как зовут сестру? — спросила вдруг она, прервав его рассуждения.

Продумавший до последней черточки всю свою легенду, он вдруг растерялся. О такой мелочи, как имя сестры, ему даже не пришло в голову побеспокоиться.

— И… Илаза.

Он не нашел ничего лучшего — любое придуманное имя произносится не так, как настоящее. Придуманное имя можно ненароком забыть — а так, рассказывая о сестре, он может воображать себе жену…

Уловка оказалась неудачной. Он принялся описывать Илазу — ее лицо, ее глаза, ее походку и платье, ее манеру говорить — и, не в силах остановиться, с ужасом понял, что рассказывает о ней не так, как рассказывают о сестрах. В голосе его звучат нотки, неуместные в рассказе о родственнице — если только не состоишь с ней в кровосмесительной связи. Он запнулся и закашлялся, перегнулся через борт, едва не ударившись головой о вертящиеся спицы; двуколка накренилась. Луна забеспокоилась.

— Осторожно, — сказала Тиар, когда он осмелился прекратить свой надсадный кашель. — Ты перевернешь нас.

Больше она ничего не сказала, и, чтобы замять смущение, он принялся болтать еще быстрее и громче. В его истории появился теперь Алтарь.

Тиар знала о священном камне — кто о нем не знает! — но Игар по праву считал себя знатоком куда большим. Не смущаясь, что, возможно, сообщает Тиар сведения, давно ей известные, он подробно описал историю Алтаря — говорят, он не только заключает браки, но и — раз в столетие — способен произвести настоящее чудо. Впрочем, маленькое чудо случается всякий раз, когда влюбленным удается до него добраться — потому как путь к Алтарю труден. Если их решение сочетаться браком недостаточно сильно, то они либо заблудятся в дремучем лесу, либо вернутся обратно, либо вообще погибнут в одной из многочисленных ловушек (в этом месте голос его дрогнул, но Тиар не могла знать, почему). Но если влюбленные решили объединиться наперекор судьбе и людям — тогда после двух дней пути они находят в лесу реку, мелкую и быструю, а прямо посреди реки лежит камень, с первого взгляда похожий на огромный блин… Невеста обязательно должна быть девственна; когда брак свершается, воды реки поднимаются и захлестывают камень, и смывают ее кровь, и кажется, что ледяная река теплая, будто молоко…

Неожиданно для себя он увлекся. Он поразился, почему никогда раньше, в самые черные минуты, ему не приходило в голову обратиться к этому воспоминанию — такому светлому, такому щемящему, такому…

Он увидел, как Тиар на него смотрит, и быстро отвернулся. Луна трусила и трусила вперед, из-под мерно постукивающих копыт поднималось облачко пыли.

— Откуда ты знаешь? — спросила она после паузы. — Откуда ты все это знаешь?

Он покусал губы — будто решаясь на откровенность.

— Моя сестра, — сказал он шепотом, — я не хотел говорить… Они сочетались на Алтаре с тем парнем, но это тайна…

Тиар помолчала. Ветер теребил бахрому теплого платка у нее на плечах.

— Разве такое держат в тайне? — спросила она медленно. — Ты ведь сам только что сказал… Люди признают узы, скрепленные Алтарем, твоя сестра навеки связана с этим, как ты говоришь, парнем… И она законная жена ему — зачем держать в тайне ее беременность?

Некоторое время Игар смотрел на пыльный хвост Луны. У белой кобылы был на редкость пышный, каштановый хвост, и сейчас он колыхался в такт ее шагам.

— Он оказался подлецом, — сказал Игар глухо. — Это… темная история, я не хотел бы огорчать госпожу… Но правда такова, что… Никто не должен знать, что они муж и жена. Никогда…

Мимо проплывали стволы небольшой рощицы; прямо перед мордой удивленной Луны дорогу перебежал заяц. Если не знаешь, что говорить, то лучше всего напустить туману.

Тиар молчала. Она умела очень выразительно молчать — в карих глазах чуть заметно мерцали зеленые звездочки. Человеку, который на «ты» с жизнью и смертью, лучше не досаждать такой примитивной ложью.

Игар с удовольствием дал бы себе оплеуху — если бы мог. Он напряженно ждал от Тиар нового вопроса или укора — но женщина молчала, подставив лицо ветру.

Ночь провели под открытым небом, потому что гостиницы по дороге не случилось. К счастью, ночь была сухой и ясной; Тиар, улыбнувшись, заявила, что ей ночевка под открытым небом не в диковинку и не в тягость. В багаже у нее оказалась пара теплых одеял — одно из них она, несмотря на протест, всучила Игару. Высыпали звезды — Хота висела над самым горизонтом, Игар смотрел на нее до боли в глазах и шепотом умолял не спешить. Он идет, он уже идет; пусть Илаза, которая тоже сейчас смотрит на уходящую звезду, не падает духом…