Марина и Сергей Дяченко - Хозяин Колодцев (сборник)

Ветви над ее головой зашелестели теперь уже явственно, и она на мгновение испугалось, что наградой за ее рассуждения будет липкая, разворачивающаяся в воздухе сеть.

— Ты думаешь, он не придет? — глухо спросили из ветвей. — Ты действительно так думаешь — или просто кривляешься, пытаясь меня уязвить?

Илаза смотрела в огонь, который затухал. Завораживающая картина. Когда-то она думала, что красные угольки — это домики, в которых живут желтые язычки пламени. Язычок выглянет из домика, пройдется в гости к соседу — и снова спрячется, скроется, и только горит горяче-красным маленькое окошко…

— Отпустите меня, — сказала она шепотом. — Неужели вам мало? Того, что вы со мной проделывали? Позвольте мне… пожить…

От унижения горло ее сжалось, будто придавленное холодной рукой.

— Так он не придет? — спросили из ветвей все так же глухо.

Илаза медленно покачала головой:

— Нет. Он не придет. И любой другой не пришел бы. Все это с самого начала было…

Еловая лапа затрещала. Илаза в ужасе припала к земле; мощная ветвь переломилась, будто соломинка, и грузно закачалась над костром, стряхивая чешуйки шишек и прочий мусор.

Соседнее дерево пригнулось чуть не до земли; Илаза, вжавшаяся в ковер из палой хвои, видела, как паутинные веревки летят во все стороны, обвиваются вокруг ветвей, выламывают елкам руки и с корнем вырывают кусты.

Несмело приподняв голову, она видела, как мечется с дерева на дерево едва различимая в полутьме бесформенная тень. Судорожно вздрагивали кроны и золотым дождем сыпалась потревоженная листва; на всем пути скрута ломались ветви и разрывалась серая паутина. Илазе казалось, что она слышит сухое шипение, будто кто-то, удерживая крик боли, втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Потом, будто желая присоединиться к бесчинству, рывком налетел ветер — и Илазе померещилось, что весь лес дышит сквозь зубы, удерживая крик. Что деревья мечутся, беспомощно простирая к небу руки, пытаясь вырвать из земли неуклюжие корни, желая бежать…

Костер, обеспокоенный ветром, снова ожил. Забегали желтые язычки, горяче-красным вспыхнули угли; Илаза вздрогнула. В неверном свете ей померещился сидящий напротив человек. Наполовину облетевший куст в точности копировал жест отчаяния — человек сидел, сгорбившись, сдавив ладонями опущенную голову, Илаза замотала головой — наваждение было настолько явственным, что ей послышался стон.

И стон донесся-таки. Глухо, издалека, не то с неба, не то из-под земли; а может быть, это стонал измученный скрутом лес.

Ведь не скрут же, в самом деле, ухитрился издать столь глухой, полный тоски звук. Уж никак не скрут.

Наутро показался лес.

Игар ждал этого — но все равно вздрогнул, разглядев зубчатую кромку на горизонте.

Луна, которую ему чудом удалось запрячь, слушалась только жестоких приказов, отдаваемых с помощью поводьев; концом вожжи он нахлестывал кобылу по крупу. Иначе она идти не хотела — а кнута в хозяйстве Тиар не нашлось.

Он погонял и погонял; губы его обветрились и стали похожи на две растрескавшиеся, иссушенные пустыни. Душа его…

Души не было. Пустая черная дыра, свист вожжи, опускающейся на кобылий круп, и кромка леса на горизонте. Непривычно широкая, пустая скамейка. И угнетающее присутствие женщины…

…которая молчит, связанная, в багажном сундуке.

Он раскачивался на ходу, как деревянная кукла, та, которую невозможно уложить на бок. Потом обнаружилось, что он еще и говорит — вполголоса, невнятно и непонятно к кому обращаясь. Бороться с этим было бесполезно, а потому он оставил все как есть и ехал дальше, пропуская мимо ушей собственное бормотание.

…Сколько их было? Женщин, которых он принимал за Тиар? «…ты найдешь ее, как в темноте находят маяк. Она не похожа на прочих женщин…»

Ни одна из них не была похожа на прочих. «Ясновельможная» с характером змеи… Пенка, которая незамысловато радовалась жизни — без рук и без ног… Портовая шлюха, мечтавшая купить дом и торговать сыром… Тиниар, изуродованная болезнью, носившая когда-то колечко с зеленым камушком… Полевая царевна со шрамом у основания шеи, счастливая и безумная… Кладбищенская принцесса, воспоминание о которой вызывает приступ жгучего стыда… Вернее, вызывало раньше, когда ему еще было чем стыдиться.

…А на что он рассчитывал? Он с самого начала знал, что и это тоже будет. Что будет эта дорога с тополями вдоль обочин и кромкой леса вдали, и молчащей женщиной в запертом сундуке… Если бы на месте Тиар была сейчас портовая шлюха, или эта гадкая принцесса, или даже безумная Полевка… Что бы он чувствовал? То же самое? Или нет?

Ему стало дурно, потребовалось слезть с двуколки и отойти в сторону — но он не решился оставить норовистую кобылу. То есть это с ним она стала норовистой, а с Тиар была как шелк… Или она что-то понимает, глупая лошадь?..

Он перегнулся через бортик, и его вырвало прямо на дорогу. Болезненно сократилось горло со следом петли; Тиар, зачем ты это сделала. Зачем…

Озноб становился все сильнее; солнце поднималось, как и вчера и позавчера. Снова маленькое лето в обрамлении холодных ночей…

Этой ночью звезда Хота не поднимется над горизонтом. Время истекло.

Он тщетно попытался подумать об Илазе; Вместо ее милого, юного лица из памяти явилась страшная рожа Скаля, человека из Пещеры, пристанища болезни. Его жену звали Каммиа… Она умерла счастливая…

«Десять белых лебедей из далеких из полей принесут тебе подарков, принесут тебе диковин…»

Он потряс головой. Ему мерещится; в сундуке тихо, как в гробу. В огромном багажном гробу, притороченном к двуколке…

Он хотел заткнуть ей рот, но в последний момент не решился. Он боялся, что она станет звать на помощь — но она ни разу не крикнула. Молчала, будто враз онемев.

Он прислушался к собственной болтовне — кажется, он говорил с воображаемым Отцом-Дознавателем. «Если бы на месте Илазы была ваша сестра… Что бы вы сделали?..»

Лес придвинулся. Теперь это не была просто зубчатая полоса на горизонте; вдали показались крыши какого-то селения, и Игар натянул поводья, понимая, что теперь уж пленнице обязательно нужно заткнуть рот. Объезжать селение слишком долго, а зов о помощи на людной улице… Голос, доносящийся из багажного сундука…

Он представил, как открывает крышку и встречается с ее глазами. Его замутило снова; он сдержался и зло хлестанул кобылу.

…Это не Подбрюшье. Подбрюшье западнее… А чуть дальше — Замок. Где сидит, рассылая отряды ловцов, его неотразимая теща… И может быть, именно сейчас она выслушивает доклад одноухого, лишившегося теперь и передних зубов…

Ему всюду мерещились взгляды. Звонко хлопали ставни, брехали собаки, перекликались ребятишки; жители выглядывали из окон, из-за заборов, из ворот — двуколка тянулась улицами, как призрак. Белая лошадь, скрипучее колесо, серое неподвижное лицо возницы, которому не восемнадцать лет можно дать, а все сорок…