Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 1. Слёзы Невидимых.

— Ничего я не намекаю! Ай, всё, молчу!

На берегах Ладоги (продолжение)

Очень неприятные чувства испытывала Лилия. Ладожская вода, довольно чистая («после закрытия ряда целлюлозно-бумажных комбинатов и снижения интенсивности сельхоз деятельности на прилежащих территориях») по сравнению с городским парковым водоёмом, через который она обычно осуществляла переход, на этот раз казалась невыносимо грязной и вонючей.

На самом деле, Лилия могла войти в любой водоём с любым санитарным состоянием, фактически не контактируя с загрязнённой средой. Благословение Чистого Озера в ту единственную брачную ночь надёжно её защищало.

Ощущение грязи шло от встречи с Водяным-маньяком. Напомнил ведь, подлец, про горькие времена. Кажется, давно научилась отключаться от ненужных воспоминаний, а какое-то озёрное чудо-юдо смогло вывести из равновесия. «Работать надо над собой» — одёрнула расшалившиеся нервы девушка. Но всё ещё госпожа Чистозерская была на взводе, когда пригласила для отчёта Главврача.

— Что за дичь вы тут устроили с взаимодействием контингента и природных жидких сред? Какой болван придумал кровати с больными в воду поставить? Уйму денег на воду пустили!

Один проект летней площадки с тонким равномерным разлитием ладожской воды космических денег стоил. И что даёт, по вашему мнению, что бедняги, словно стадо коров, спасающихся от гнуса, лежат на своих койках посреди водной равнины?

— Смешно, но корова, вы не поверите, тоже есть! Мы её священной коровой прозвали. За больных не тревожьтесь, их специальная система защищает от комаров и мошек…

— Господи! Во сколько же она нам обошлась? Всё до копейки проверю!

— Сделайте милость. Деньги, конечно, не малые, но, как говорится, для пользы дела. А корову гнус жучит немилосердно. На животных наша система не действует. Она и бродит по мелководью. Мы среди людей слух распространили, что она счастье и исцеление приносит. У чьей койки чаще коровьи лепешки остаются — тот получает надежду на исцеление. Только запашок от воды, доложу я вам…

— Сил моих больше нет! Я же тебя, чёрт узкоглазый, сейчас собственными руками придушу! Пончиков папаша дерьмом на всё Озеро измазал. От него не отмылась, тут ты со своей дрисливой коровой! Говно жизнь!

— Лилия Эльрудовна! Может чайку? Вы что-то там про пончики…или корвалольчику? Ну, зачем так расстраиваться! Необычно немного моя практика выглядит. Однако, поверьте — опыт многолетний имею.

Если забыли, напомню. Именно моя необычная во все времена практика пробудила из зверского состояния Великого Гэгээна, которого вы своим любимым то ли Фирузом то ли Бабаем зовёте.

— Уж лучше бы кто другой с ним поработал. Тебе, крыса больничная, не понять! Люблю я его. Любила и всегда любить буду. А ты придурка из него сделал.

— Ну что вы! Вполне приличный человек получился.

— Воистину! Только, когда он зверем рычал, больше в нём человеческого было. А уж когда он в Верхнеудинске в обличьи Гэгээна появлялся, то многое верно в своих былинах излагал. Я же все его сказания через мадемуазель Лилиан знаю.

— Так не осознанно это у него получалось, а я его вплотную к осознанию подвёл! Он теперь ценный кадро…

— Дурак не может никого к осознанию подвести. Ты из него нечто по кличке Граф соорудил. Пришлось в Институте пригреть. Осознания у него — ноль и ноль десятых. Думаешь легко мне каждый день с ним видеться? Хотя костюмы с галстуками носить научился. И говорить может наукообразно. Даже мною и Институтом руководить пытается.

— Зачем вы так сразу?

— Сам посуди: каким идиотом должен быть шаман племени, чтобы за такую долгую жизнь не разобраться, что из себя Хан Тогизбей представляет? Последние мозги мухоморами отравил. А Хан на виду у него за копейки на буровой вкалывает! Ладно, простым не понятно, а ты же шибко учёный, а, Турухан?

— Не имею чести знать господ Тогизбея и Турухана. Предки мои из других краев, из Забайкалья в Северную Столицу прибыли.

— И правда! Как же я забыла? То-то тухлой рыбой от тебя до сих пор воняет! А может и нефтяной запашок имеется?

— Простите, не понимаю.

— Я и сама уже ничего не понимаю, Турухан.

— Ещё раз простите?

— Ладно, ладно. Толку от нашей встречи не будет. Я действительно сегодня сама не своя. Отдохнуть надо. Закажите мне билет на ближайший рейс до Чумска. Переходом не хочу возвращаться. Тошнит. А вы, Лхасаран Цэрэмпилович, ещё раз хорошенько продумайте свои действия, затраты и их обоснование. Позже к этому вопросу вернёмся. Может, в главный офис Вас пригласим для беседы. Да, только не надо через Пулково. Через Москву, будьте любезны.

— Что же так? Не любите наш аэропорт?

— Аэропорт хороший. Золота в недрах не люблю, а в Ленинградской области оно имеется. У нас, сам знаешь, у всех отношения с этим металлом сложные. У меня особенно. Вот речки вокруг Домодедова люблю. Одни названия чего стоят! Северка, Гнилуша, Рожайка. А вокруг ни одной родительской Слезиночки. Ни наших Невидимых, ни иных племён Духов-покровителей. Лёгкость от этого небывалая. Без самолета бы так и полетела.

«Мне снился сон, что я масон…»

Внушительных размеров домовладение скрыто было от любопытных глаз высокой стеной, словно крепость. На «оград узор чугунный», как изволил выразиться поэт похоже не было. Но чего только не увидишь в Северной Пальмире.

Сам дом тоже удивил бы петербуржца, которого, вообще-то, удивить трудно. (Если б смог тот прозреть сквозь четырехаршинную изгородь). Какая-то дикая первозданная красота была в этом строении. Казалось, Восток и Запад, Юг и Север соединились по прихоти неведомого архитектора.

Дом принадлежал Ложе. Ложа была вездесуща. Какие только темы не обсуждались на собраниях Братства! Бывали здесь и весьма известные люди. Политики, писатели, артисты, учёные.

Сегодня вот с докладом выступал известный исследователь недр Сибири и Дальнего Востока Лев Николаевич Брюханов. Впрочем, известным ученым он был только среди собратьев по Ложе. В свете Граф слыл чудаком, влюбленным в Сибирь, тратящим бешеные деньги на свои экспедиции. Что ж, хобби это очень даже комильфотно. Есть фамильные капиталы, можно и побаловаться.

Хорошо поставленный голос докладчика равномерно разносился в зале, стены и потолки которого украшали роспись и барельефы, конечно же, с непременным изображением Бафомета, которому, якобы, поклонялись Тамплиеры. Братья тоже его почитали.

«Итак, Братья, не стоит забывать, что девиз, начертанный на руках Великого Бафомета гласит: «Solve et Coagula — Растворяй и Сгущай». Алхимическая наука всех времен считала это положение краеугольным камнем своих изысканий.

В нашем случае данный постулат особенно актуален. В недрах нашей Матери-Планеты существуют многие жидкости и твёрдые субстанции, как находящиеся в антагонизме, так и в гармонии друг с другом.