Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 1. Слёзы Невидимых.

Опять в монастырском особняке

Писатель поправил фитиль в начавшей, было, чадить, лампадке, протёр и так уже блестевшую табличку с надписью "Зде покоится..." (Вот бы Хризостом узнал, чем вместо иконы пользуется труженик пера, проживающий на монастырской территории!) А Писатель относился к Святой Обители и к Вере Христовой с полным уважением, но с детства не вразумили — отец его был сильно пьющим атеистом, мать — комсомолкой, хотя и не спортсменкой.

В институте совсем в голове всё попутал курс научного атеизма. Но, стремилась-таки к высокому душа поэта (прозаика, конечно). Да вот только сильно раздражало и смущало мятущуюся и жаждущую душу то, что чуть ли не самым активным прихожанином монастырского храма был, как раз, его, Писателя, вузовский преподаватель научного, так сказать, атеизма. Заходил Писатель на богослужения, но когда слышал на клиросе козлиный голосок бывшего профессионального научного атеиста, начинал сильно нервничать и потеть.

А ещё сразу нестерпимо хотелось материться и выпить, а в святом месте, понятно, нельзя. И шёл Писатель домой к своей странной божничке, и зажигал лампаду, и, помаленьку успокаиваясь, ждал вдохновения. Бывало, оно и приходило, если мысли не сбивались на давно мучивший его воображение вопрос: кто же такие его квартирные хозяева — вроде татары, а вроде и остяки, а вроде и на корейцев похожи. Верой — точно не христиане и не мусульмане. И ни в одну схему про религии и секты из того, вузовского, атеистического ликбеза не укладываются.

Спросить бы у Научного Атеиста, но он всем теперь рассказывает, что дед его был митрополитом, за веру Христову сосланным в эту глухомань безбожными властями, отец его — истинный православный, он сам воспитан в лоне Церкви и все годы гонений был её верным чадом. Спроси тут чего у такого... Да ладно. Короче, затеплил Писатель лампаду, а в окошко-то опять стучат.

— Ну, заходите, коль пришли! Колян, ты?

— Ага, да вот гостя привёл. Помнишь, предупреждал?

— А, крутой, Базука?

— Кому Базука, а кому — Алексей Иванович! Шучу, шучу, не ершись! Ишь, зазнался после пятнадцатого романа! Кто только читает? И кто издаёт?

— Базука ты и есть, Алексей Иванович! Поди в библиотеку. Знаешь, что это такое? Да спроси! А издают, не жалуются. Свой навар имеют. И, как хошь, а книги у меня хорошие!

— Базара нет! А будут ещё лучше. Тут мы с Коляном конкретно такую тему взяли, что ой-ей-ей... К тебе интерес имеем, а тему в довесок получишь. Слушай сюда!

Слёзы Невидимых

Караван шел много дней и ночей. Мать Луна сменяла Отца Солнце много раз. Единственно Видимые из Небесных Родителей, как могли, освещали путь своих Детей. Счастье, что хоть кого-то из Родителей можно видеть, хотя бы по очереди, одного днём, другого ночью. Отец Солнце и Мать Луна — младшие из Родителей, потому им и выпала доля стать Видимыми. Надо же, чтоб кто-то светил Детям. Вот пусть Младшенькие и потрудятся. Зато старшие Невидимые дают другие блага своим Детям. Ведь не светом же единым...

А кроме света давали Невидимые Родители Возлюбленным Детям мясо, дичь, лес, и глину для жилищ, шкуры для тепла и украшения домов, да всего и не упомнишь...

Но, самым бесценным даром был жёлтый металл, который Родители научили детей добывать в верховьях реки Ушкуйки, и который заезжие торговцы называли словом «золото». Дети же знали: это Слёзы, пролитые Родителями с Небес, чтобы оросить Землю, уплодоносить её и освятить. И чтобы Дети, через Родительские Слёзы, могли всегда связаться с Духами, Невидимыми. А те всегда могли дать своим Чадам силу, и знания, и опыт, и всё, что Любимым Детям может понадобиться.

И ещё плакали Родители по ушедшим на Вечную Охоту Орле и Рыси — им, Бессмертным, грустно становилось, когда вспоминали они избранных смертных Прародителей своих Детей.

Великую силу имел этот жёлтый металл. Не говоря уже о том, что Соседи и заезжие торговцы готовы были всё, что угодно, отдать за золото. Глупые купцы готовы были всего за маленький ковшик самородков полностью снарядить молодого охотника и снабдить его самым лучшим оружием. Или за горсть золотого песка продать невесте ткань на свадебный наряд.

Дети знали, что Слёзы Родителей ничего не стоят. Иди да набирай, сколько надо, Невидимым ничего не жалко для своих Детей, только помни об Их вечной любви. Невидимые же, когда показали Племени залежи своих Слёз, строго-настрого запретили им рассказывать чужакам, где скрыто золото.

С добытчиков, которые впервые шли за металлом, брали клятву, страшнее которой не ведал мир. Не соединиться им и их потомкам с Родителями в Небесном Селении, если вольно или невольно наведут иноплеменника на запасы Родительских Слёз! Бродить им во тьме между Небом и Землёй веки вечные. А это значит, что ни пиров с Невидимыми, ни Обильной Охоты, ни Вечного Света, который воссияет каждому, пришедшему на Небесное Веселье, на долю отступников и предателей не будет отпущено. Что может быть страшнее: жизнь прожита зря!

Пробовали лихие люди пленять золотодобытчиков. И пыткам лютым подвергали, ни один не сознался. Зато лиходеев ждала кара лютая. Ни один злодей не ушел от расплаты.

А Родители заповедали Детям построить на самой вершине Белой Горы Святилище небывалое и назвать его Родительским Домом и беречь пуще своих домов и своего достояния. Каждое Чадо знает, что нет ничего дороже Родительского Дома. За него и жизнь отдать не жалко.

Бабай

Каждую ночь прокрадывался Фируз к месту трагедии — туда, где так жестоко оборвала Хозяйка Судеб его только зарождавшееся семейное счастье. Что поделать, с Хозяйкой не поспоришь, какую захочет, такую и отмерит тебе судьбу. Даже Невидимые не берутся с ней тягаться.

Вот и стал молодой охотник вместо вождя, по праву наследования за отцом, Бабаем. Страшная судьба! Слово это у соседей-татар значит всего-навсего дедушка, а у Детей — страшный перерожденный человек, потерявший разум и человеческий облик. Только за великий грех становятся Бабаями. А что страшнее, как не уберечь самое главное — семью, которая должна усиливать и прославлять Племя? Как жить, если не сохранил в первый брачный день ту, которую Родители дали тебе в жёны?

Оброс Фируз страшными космами, почти сразу и поседевшими. Борода и волосы спутались и скатались. Набилось в них щепок, когда в припадках злого беспамятства носился он по лесным дебрям. Запутался в космах лесной мох, на котором он спал, измазались некогда прекрасные кудри землёй и глиной, когда от неизбывной тоски катался он с диким нечеловеческим воем по земле. Всё это склеилось, смешалось воедино, когда несчастный бросался в воды Матери Реки, надеясь, что она будет милостива и примет его тело в свои Благословенные Глубины. Как молил несчастный о милосердной смерти!