Всеволод Буйтуров - Золотой Разброс 2. Путь к себе

…Переполох, собачий лай и топот прервали размышления Фируза, двигавшегося уже центральным проходом зала на сцену. Бестолково метавшиеся охранники и администраторы зала пытались преградить путь стремительно несущейся на самого маэстро собаки невиданной породы и совершенно невообразимых размеров.

«Скандал! Дикая бродячая собака загрызла всемирно известного исполнителя этнической музыки прямо в зале Чумской филармонии!» — Такой радостный заголовок сложился в убогом оскорблённом мозгу «берёзового» журналиста, который, верный своим принципам, одним из первых просочился в зал. Чувствовал — не кончилась на сегодня «потеха».

Один из бойцов охранного предприятия, обеспечивавшего порядок на концертах в БКЗ, потянул из кобуры табельное оружие.

«Во! Щас начнётся!!!» — восторженно возопила гнилая душонка любителя скандалов и изделий из бересты.

— Пропустить! Оружие долой! Разве в моём контракте ещё и охота прописана?

Чумские технари ошарашенно смотрели на приехавших с Фирузом звукоинженеров. Все работники прекрасно знали: ни радиомикрофона, никакого другого акустического обвеса к артисту никто пока не прилаживал: ждали, когда звезда поднимется на сцену, чтобы там уже подцепить артиста к акустике.

Чумские технари во все глаза смотрели на технарей Фируза, ожидая объяснений: голос артиста шёл явно через акустическую систему зала, причём на полном форсаже.

— Говорил я, аппаратура у гастролёров с какой-то чертовщинкой! — высказал своё мнение главный звукооператор зала своему коллеге.

— Верно. А в чём дело не понять, вроде обычная «фирма»!

— Коллеги! Прошу прощения, что я не предупредил вас об особенностях нашей акустической системы: усилители, динамики, пульт и всё остальное реагируют непосредственно на мой голос. То же касается и инструментов. Ничего сверхъестественного. Просто хорошая разработка инженеров, спроектировавших и изготовивших мой комплект аппаратуры. Можем начать репетицию. Администратора попрошу предоставить место в зале моей почётной гостье.

«А скандальчик-то все равно состоится!» — злорадно подумал «берёзовый».

— Как можно, маэстро! Животное в зале. Вся культурная элита города соберётся? — виновато улыбаясь, развёл руками администратор.

— Р-р-р… — возмущению Суки не было предела. Отлаять бы этого культурного на человеческом языке, да не правильно поймут: говорящих собак не бывает.

— Хорошая, хорошая собачка! — почёсывая за ухом здоровенную псину уже по-хозяйски положившую свои огромные лапищи на плечи артиста, приговаривал Фируз. — Тогда, пожалуйста, организуйте кресло поудобнее. Поставите в кулису, чтобы моя гостья могла послушать концерт. Очень она музыку любит, с детства. Мы с ней вместе вокалу обучались.

— Да где же я кресло возьму, чтоб таких размеров зверюга уместилась, да ещё с удобством?

«В директорском кабинете стоит такое, что будет мне в самый раз», — беззвучно сообщила Сука Фирузу.

— М-м-м, я как раз такое видел сегодня, знакомясь с уважаемой госпожой директором, в её кабинете. Говорят, за этим креслом сиживать любил сам основатель вашей филармонии Виктор Соломонович Цейтлин. Понимаю, вещь историческая, но нынешней госпоже директору такое седалище пока не по рангу. Дорасти в профессиональном плане надо. Виктора Соломоновича артисты всего Советского Союза знали и уважали, и все администраторы и директора коллективов.

— Что Вы себе позволяете! Так говорить о женщине, да ещё при подчинённых! Хоть Вы и заслуженный артист, но я буду жаловаться. Кресло не дам. Собака, между прочим, без ошейника и намордника в общественном месте!

«А хорошо бы тебя, засранку, по-русски, по-нашему матюгнуть. Я так складно, как Фируз, слова плести не умею. А вот мата за долгую собачью жизнь наслушалась» — размечталась Собака.

— Госпожа директор! Я совершенно ничего обидного для Вас не сказал: профессиональный уровень Ваш как организатора крайне низок. Это с очевидностью подтвердила сегодняшняя встреча и подготовка концерта. О том, что Вы в отчёте назовёте «пресс-конференцией» даже вспоминать не хочу — полное убожество и беспомощность. Сравнение с господином Цейтлиным никак не может быть обидно для умного человека. Виктор Соломонович всю жизнь посвятил созданию структуры, которой Вы так беспомощно пытаетесь руководить. Филармония Чумска держится исключительно на запасе прочности, заложенном её первым директором и талантливыми организаторами, занимавшими эту должность после него. В завершение хочу заверить Вас, госпожа директор: я никогда не имел никаких официальных званий: ни народного артиста, ни заслуженного. Так что, прекратите мешать работать и распорядитесь доставить на сцену кресло для моей гостьи! Будете упорствовать, немедленно потребую предоставления всех официальных разрешительных документов на ношение охраной филармонии огнестрельного оружия.

— Ты господин, бывший Гэгээн, не слишком ли зарываешься»? — телепатировала Собака.

— А Ты своей собачьей башкой подумай, как я на таком месте песни петь должен! Мне кажется, под сценой кровавые волны плещутся! Встретить бы этого гада в красном кафтане! Я бы нашёл, что ему сказать…и что сделать. Только помер ведь наверняка давно, а жаль, — так же беззвучно ответил Гэгээн Суке.

— На этот счёт будь спокоен. Встреча вам предстоит на высшем уровне. И с красным, и с Лилией.

— Жив подлец?

— И здоров. Ты свою программу отработай, и мы прямиком к ним в гости.

— К чертям концерт. Пошли.

— Концерт ты отработаешь. причём в полную силу. А у нас тут дела имеются: квартировал в особняке Монастырских татар один писатель. Занятную вещичку прихватил с собой, когда дом сносили.

— Так пошли к Писателю.

— Сам скоро здесь будет. У него дочка художественным воем занимается, которое люди пением зовут. Папаша к ней скоро подрулит. С ещё одним старичком интересным. Вот все в гости к Лильке и подадимся.

***

— Дамы и господа! Первый номер программы я посвящаю моему другу, создателю этой замечательной гитары, которую вы имеете честь видеть у меня в руках. Композиция называется «Огонь изнутри».

Огонь был, но не изнутри. Казалось, весь зал в одно мгновение был объят пламенем. Гитара, помогая певцу, то взрывалась грохотом и громом, запуская при этом настоящие молнии с приборов цветомузыки. То затихала до еле уловимого журчания лесного ветерка. Световое оформление в такие моменты создавало атмосферу тёплого летнего вечера в тени едва овеваемых лёгким ветерком деревьев.

Головка грифа гитары, выполненная в виде изящной позолоченной лилии, посылала в зал световые импульсы, соответствующие характеру музыки. Золотые колки в виде лилий посылали в зал свой особый световой рисунок, дополняя общее богатство света и звука. Розетка на деке гитары была инкрустирована тончайшей золотой проволокой, опять же составляющей причудливое переплетение цветков лилии, и тоже создавала своё особое свечение и ритмическую пульсацию.