Олег Верещагин - Последний воин

— Выходить, строиться! — заорал Эйнор, и за его спиной стяг наклонился, указывая направление.

Тяжёлая пехота поползла на равнину, смыкая щиты в тангайл — аналог древней славянской «стены». Гарав резко выдохнул и зашагал тоже, держа ногу с остальными…

…Впереди была каша. Полная. Она даже бурлила — шевелились те, кто был жив. Вастаки, не выдержав обстрела, вдруг поняли, что они фактически безоружны, а их сабли и короткие копья не смогут ничего сделать ни с тяжёлой конницей, ни даже с идущей и безнаказанно строящейся на ходу пехотой.

«Вперёд, вперёд!» — завывали рога.

Вастаки поняли и то, что стоящие позади них холмовики — они смыкались крепче — их не пропустят, чтобы сохранить свой строй. И тогда весь вал уцелевшей конницы растёкся и рухнул на фланги своей собственной армии.

На фланги — сталкиваясь с волчьими всадниками.

И на эту мешанину — на плечах вастаков — обрушились тяжёлые конники. Шедшие галопом в плотном строю, со склонёнными трёхярдовыми пиками…

…Там, где только что стояла армия, вчетверо превосходившая численностью армию Готорна, остались две тысячи холмовиков, кучка морэдайн с оруженосцами (они так и стояли на холме, словно тут ничего и не происходило), да несколько сотен пеших орков, которые сумели понять, что рядом с людьми у них есть шанс, а в бегстве, даже в бегстве в лес — нет. Даже сейчас их было втрое больше, чем наступающих тяжёлых пехотинцев. Но ни холмовики, ни тем более орки не умели держать настоящийстрой.

На приближающихся мордах орков Гарав видел страх. На лицах холмовиков — отчаянье.

Он засмеялся. Громко, смех перешёл в вой независимо от его желания. А потом лопнул криком — истошным и вибрирующим, первым боевым кличем в этой атаке:

— Дагор, Кардолан!

Крики «Дагор!» и «Загарадун!» смешались в рёв. Тяжёлая пехота перешла на тренированный бег — щит к щиту, линия копий словно бы летела впереди.

Гарав крепче перехватил копьё — обеими руками. Пошевелил плечами — щит плотно висел за спиной. Толчок страха — резкий, от которого вспотело всё тело и оборвалось сердце, — был последним, дальше бояться уже некуда; вот они!

Он выскочил из-за стены щитов навстречу врагу.

Удар в щит тупьём, переворот — укол в горло — фонтан крови; древко под ятаган, толчок — укол в горло — снова кровь… Удар тупьём в колено, рубящий — сбоку по шее… Гарав работал копьём, как триста лет работали штыком его предки, наводя ужас на орды и тьмы, батальоны и полки, на дикарей и цивилизованных врагов. Это была та самая русская штыковая, которой никто не мог выдержать — и никто не сможет выдержать никогда. Гарав демонстрировал неожиданную скупую и страшную эффективность движений — соединив то, что умел Пашка,с Пашкиной же наследственной памятью — и с тем, чему его научили уже здесь. Такого боя копьём тут ещё не видели.

Большинство орков не успевали даже защититься — падали с перерезанным горлом или с пропоротым животом либо пахом. Они стали раздаваться в стороны, и резко порыкивающий мальчишка в осатанении наверняка попал бы в окружение… но следом за ним двигалась, отжимая и кроша, а то и просто затаптывая сбитых с ног щитами орков, вся сотня…

… — Мне что, всё делать самому?! — Рыжий холмовик, командовавший орочьим отрядом, на который выскочил Гарав, соскочил с коня, бросив поводья младшему брату-оруженосцу. Ударил себя в грудь, потом — в щит и, раскручивая в правой руке древний каменный молот, побежал вперёд, расталкивая и разбрасывая орков: — Расступись, грязь! Мне, мне, мне-ЕЕЕЕ!!! — Его голос перешёл в вой…

…Когда орки раздались и Гарав увидел перед собой заносящего молот холмовика — из-под шлема выбились рыжие волосы, щит прикрывает тело, — страх не коснулся мальчишки даже краем. Он торжествующе тонко завыл — вот! Настоящий противник!

Молот с гудением прошёл над его головой. Гарав рубанул холмовика по ногам, но тот подставил щит и обратным движением чиркнул молотом по кожаному колету — это лёгкое, казалось бы, касание отбросило Гарава на несколько шагов, он еле удержался на ногах.

— Мой! — выкрикнул он, мгновенно восстанавливая равновесие — чтобы никто не влез в начавшийся поединок. Холмовик раскручивал молот, из-под шлема на рыжую бороду поползла пена.

— У-аааххХХХХ!!!

Гарав уклонился — удар должен был размозжить ему голову и шлем — и уколол копьём в бок, так, чтобы пробить кольчугу. Холмовик крутнулся, отбивая копьё локтем — и Гарав еле уберёг грудь от выпада молотом, который вмял бы грудину в позвоночник.

— РрррыхххХХХХ!

Гарав зарычал в ответ и нанёс три быстрых укола в лицо, перехватывая копьё. Холмовик умело откинул голову, молот в его руке описал стремительную дугу, на миг став невидимым — он собирался переломить оружие противника.

— У-бей! У-бей! Убей, убей, убей, убей убей убей-убейубейубей!!! — скандировали вокруг. Все. На нескольких языках. Каждый своему.

— ХрРРРР-аАА!!!

Быстрым движением Гарав оказался сбоку от холмовика. Копьё в его правой руке — тупьём — ткнулось в локоть руки с молотом, и холмовик с рёвом уронил парализованную руку. Всего на миг. Но этого мига Гараву хватило, чтобы левой рукой, сделав стремительный шаг, вонзить молниеносно выхваченный кинжал в горло холмовика, в разрез кольчуги. Сверху вниз — и по самую рукоять.

Холмовик взревел, но тут же забулькал, выплёвывая струю крови, щедро залившую шлем, лицо и плечи противника. Шагнул, поднимая молот… и повалился к ногам Гарава.

— Беееееей!!! — провыл мальчишка, взмахивая копьём…

…Плохо помнилось, что было дальше. Он почему-то оказался рядом с конным Эйнором, который держал в руке вражеский штандарт, склонённый в грязь. Никого из врагов кругом не было. Живых не было. Мёртвые лежали валами, и скрюченные руки в судороге грозили небу.

Гарав, упоённо рыча, вцепился, с треском содрал штандарт с мечом с древка и, яростно оскалившись, вскинул скомканный в стиснутом с ненавистью и восторгом кулаке мокрый шёлк к дождливому небу — на север:

— Вот тебе! — крикнул он хрипло и ликующе. — Эйнор, победа!!! — Он встал на колено и подал трофей обратно рыцарю.

— Победа! — отозвался Эйнор почти так же яростно. — Победа, Волчонок!

Это слово перекатывалось над полем снова и снова.

С начала битвы прошло не более получаса…

…От поля разило дерьмом, кровью и мокрой землёй. Гарав ехал неспешно, Хсан, в бою не участвовавший и не утомившийся, всхрапывая, обходил или переступал трупы. Его, в отличие от давно принюхавшегося хозяина, запах не мог не тревожить.

Пошёл дождь. Неспешный, холодный, осенний. Впрочем, тут, говорят, и зимой больше дожди, не снег. Гарав поёжился — скоро плащ начнёт промокать. Доехать бы поскорей до деревеньки и лечь спать.