Олег Верещагин - Последний воин

Он встал. Забрал у Эйнора шлем, поклонился:

— Благодарю, мой рыцарь… Благодарю.

Соскочив с коня, Гарав хлопнул его по шее и поморщился — под сапогами противно чавкнула густая ледяная грязь. Лес вокруг шевелился, тихо лязгал, хлюпал и гудел — большинство воинов уже устроились на ночлег, но кое-кто ещё подходил, шарахался среди кустов, искал место, где приткнуться на ночь в относительном спокойствии и удобстве.

До Восточного тракта и моста через Сероструй оставалось около двух дней пути. Уходящую пехоту преследовали дождь и зарево пожаров — конники Готорна жгли склады и укрепления на ангмарской линии обороны. Но торопиться всё равно следовало — никому не верилось, что Ангмар оставит безнаказанным налёт, а пехоту сковывали раненые, которых везли на волокушах. Раненых, искалеченных и тяжело больных было около полусотни; в предыдущих боях погибло вдвое больше, и их похоронили в лесах. Без следа, только память осталась за людьми, которые клялись друг другу не забыть, где лежит тот или иной боевой товарищ. На волокушах везли и отбитое золото и серебро — несколько солидных сундуков из тяжёлого дуба, окованных стальными скрепами.

Конец сентября-йаванниэ оказался мокрым и холодным. Гарав давно забыл, как это — согреться. И уже несколько раз обнаруживал, просыпаясь по утрам, что идёт не дождь, а мокрый снег; просыпался от того, что умывался во сне холодной водой — это снег налипал на лицо.

Палатку — единственную на весь отряд, которую забрали из обоза, — они ещё в самом начале пути отдали под раненых, и в этот вечер опять были буквально по уши в грязи. Эйнор оставался на ногах — обходил часовых. Оруженосцы худо-бедно приготовили ужин, который Гарав в сердцах обозвал «тошниловкой» (но свою порцию съел). Фередир, ругаясь по поводу сапог, с которыми ему не везёт, сидел босиком, поставив ноги на щит, и чинил подошву. Гараву сапоги снимать было страшно — у него имелось стойкое ощущение, что они и держатся только потому, что по кускам пристали к ногам. Грела мысль о запасной паре в седельном мешке — её мальчишка берёг, как ожидание праздника.

— Эйнор тут? — спрашивал кто-то в сгустившейся темноте, переступая через спящих и ужинающих. — Эйнор где? Где Эйнор?

— Сюда! — позвал Фередир.

Подошли двое лучников-эльфов. Не менее замотанные, чем люди, они ухитрялись сохранять и живость, и веселье, и даже более или менее приличный внешний вид.

— В пещере недалеко орки, — сказал один из эльфов. — Мы внутрь не полезли. Двое наших там, а мы ищем Эйнора, пусть даст латников проверить.

— Нету Эйнора, посты проверяет, — Гарав поднялся. — Пойду гляну.

— Я пойду, — поднял голову Фередир.

Гарав пихнул его в затылок:

— Сапог чини… Талие!

— Ау, — отозвался из мокрой полутьмы один из сотников.

— Дай человек десять, кто там поближе.

Гарав принялся затягивать ремни. Сотник с руганью поднимал людей, они в ответ ругались тоже, но вставали быстро. Эльфы ждали, глядя куда-то в темноту и тихо переговариваясь.

— Не буду я тебя больше гонять сегодня, не буду, — шурша металлом, Гарав пошёл к лошадям, обнял Хсана за шею и расцеловал. Тот всхрапнул благодарно и положил голову на плечо хозяина. — Устал, хороший мой, быстрый мой, радость моя… Сейчас вернусь и расседлаю тебя, красавец мой…

— Куда идём-то? — спросил, подходя, старый знакомец, Айгон. Его сын Тэхзар тоже был тут — оба остались живы и не покалечены.

— За мной, — буркнул Гарав, цепляя шлем на щит за спиной. — Мимо не пройдём, — и добавил по-русски: — Слухайте мене — и беда вас не мине…

Он сделал несколько шагов и с тоской и злостью ощутил, как в левый сапог начала сочиться вода…

…Около пещеры эльфы развели большой костёр. Сами держались в тени деревьев, но, увидев приближающихся людей, вышли к огню. Из пещеры слышался шум, жалкий, тихий, неумолкающий, как плач осеннего дождя в лесу, когда некуда укрыться и можно только пережидать.

— Их женщины и дети там, — сказал один из стороживших эльфов. — Мы бросили пару факелов и рассмотрели. Воинов нет. Наверное, из обоза разбитой армии, прячутся ото всех. Мы не стали стрелять.

Плач и скулёж в пещере сделались громче. Люди, пришедшие с Гаравом, запереглядывались.

— Женщины и дети? — Гарав вбросил в ножны Садрон, вытащил топор из петли, повертел его в руке, перекидывая остриём то к себе, то от себя. Усмехнулся недобро, сказал: — Ну откуда у орков женщины и дети, меткий эльда? Проснись от своего волшебного сна.

И шагнул внутрь.

Факелы у порога ещё горели, подальше — горел и костёр, который как раз в первую очередь выдал орков эльфам. Гарав чуть пригнулся, всматриваясь. Пошевелил ноздрями — да нет, скорей по запаху нашли…

Между стеной и костром, как бы прячась за него, сидели скулящие орки. Какая-то куча — лохмотья, волосы, руки-ноги… вроде бы штук десять. Скулёж стал громче и исполнился ужаса — Гарав представлялся им рыже-металлическим неумолимым чудищем, отгородившим дорогу к жизни.

На секунду мальчик прикрыл глаза. Всего на секунду.

Головы без глаз смотрели с кольев. Что кричали, умирая в муках, человеческие дети? Что кричали их ещё живые матери, видя, как…

Открыв глаза, которые заполняло до краёв алое зыбкое пламя, сочившееся, как кровь, Гарав шагнул вперёд — прямо сквозь костёр. Взвихрились искры…

…Когда через минуту внутри затих последний истошный взвизг и мальчишка вышел наружу, аккуратно вытирая полотно топора какой-то грязной тряпкой, то эльфы от него подались в стороны. Гарав был иссиня-бледен и часто сглатывал, но посмотрел вокруг с вызовом, и кто-то из воинов-людей проворчал одобрительно:

— Ну и правильно. Что, у наших баб и детей вода вместо крови, а у них — чистое золото, нашу им лить можно, а нам ихнюю нельзя?

Эльф — из тех, что ходили за помощью — покачал головой:

— Ты жесток, человек.

— На моих глазах их хозяин, — Гарав кивнул за плечо в пещеру, — сжёг заживо женщину и малыша из твоего народа. Говорят, эльфы ничего не забывают, а? И, похоже, ничему не учатся. — И кривовато улыбнулся.

Эльф снова покачал головой, но теперь ничего не сказал.

— Назад и отдыхать, — скомандовал Гарав. И не глядя поймал рукоятью топора петлю на поясе.

Деревня пригорян была большой, населённой, широко разлёгшейся по холмам и долинам между ними — и отряд Эйнора встретили в ней со всем радушием. После марша по рудаурским землям, то пустым, то враждебным, такое было праздником. Настоящим. Трактирщик — владелец солидного двухэтажного здания — радушно распахнул двери своего заведения (пусть тратят деньги!). До моста через Сероструй было рукой подать, за ним — артедайнская армия, сзади подходила своя конница, и вообще марш, кажется, закончился. Эльфы, правда, с людьми уже не шли — свернули в леса, подтверждая мысль Гарава о том, что холмовики воюют между собой, и лучники уходят им на помощь.