Майкл Муркок - Драгоценность в черепе

— Он прекрасный наездник и любимец женщин.

— По этому не будешь судить — можно ему доверять или нет!

Мелиадус раздраженно поставил бокал с вином на стол.

— Верно, — согласился граф. Он взглянул на большие настенные часы, висящие над камином. Их позолоченные стрелки показывали одиннадцать. Огромный маятник мерно покачивался, отбрасывая на стену мерцающую тень. Часы начали отбивать одиннадцать ударов.

— Здесь в замке мы рано ложимся, — невозмутимо сказал граф и поднялся с кресла. — Слуга проводит вас. Ваши люди будут размещены в соседних с вашей комнатах.

Лицо барона помрачнело.

— Граф, мы знаем о вашем бесценном опыте политика, о вашей проницательности, о великолепном знании Европы. Мы хотим воспользоваться этим. В обмен предлагаем — безопасность, богатство, власть…

— Власть и богатство у меня и так есть, а в безопасности я уверен, тихо ответил граф и дернул шнурок колокольчика. — Прошу меня простить, барон. Я устал и хочу отдохнуть.

— Я взываю к вашему рассудку, граф. Я прошу вас.

Мелиадус старался не выдать своего раздражения.

— Я надеюсь, вы погостите у нас какое-то время, барон, и расскажете нам о том, что происходит в мире.

Вошел слуга.

— Пожалуйста, покажите комнаты нашему гостю, — обратился к нему граф. Он поклонился барону. — Спокойной ночи, барон Мелиадус. Рад буду видеть вас за завтраком.

Когда барон, следуя за слугой, покинул зал, Брасс позволил себе от души рассмеяться. Приятно было сознавать, что могущественная Гранбретания ищет его содействия, но он не желал ввязываться в это. Он надеялся, что ему удастся вежливо отклонить предложение барона, поскольку у него не было ни малейшего желания ссориться с Темной Империей. Кроме того, ему нравился барон Мелиадус. Чем-то они были похожи.

Барон Мелиадус вот уже неделю был гостем замка Брасс. Если не считать того самого первого вечера, ему удавалось в разговорах с графом оставаться спокойным и сохранять хладнокровие, хотя граф и продолжал упорствовать, отвергая предложение Гранбретании.

Но, похоже, не только государственные дела задерживали барона в замке. Он уделял довольно много времени и внимания Иссольде. Она волновала и привлекала его, хотя и не была знакома с тайнами королевских дворов Европы.

Граф, казалось, не замечал этого. Как-то утром, когда они с Богенталем прогуливались по верхним террасам сада и любовались виноградниками, философ сказал:

— По-моему, барон Мелиадус соблазняет не только славного графа. Если я не ошибаюсь, у него еще кое-что на уме.

— Что же? — Граф повернулся к другу. — Что он еще желает?

— Твою дочь, — невозмутимо ответил Богенталь.

— Ну знаешь… — засмеялся граф. — Что бы барон ни делал, тебе в его намерениях видится лишь порок и зло. Он — аристократ, джентльмен. И, кроме того, ему нужен я. Вряд ли он позволит себе так глупо рисковать столь важным государственным делом. Я думаю, ты несправедлив к барону. Лично мне он очень нравится.

— Тогда, мой друг, самое время тебе возвращаться в большую политику, — с затаенным жаром произнес Богенталь, — ибо ты разучился разбираться в людях!

Граф пожал плечами.

— Богенталь, ты становишься похож на старую истеричную женщину. Барон со времени приезда ведет себя вежливо и предупредительно. Признаться по правде, думаю, он напрасно тратит здесь свое время, и я был бы совсем не против, если бы он поскорее покинул Камарг, но чтобы он проявлял какой-то интерес к моей дочери… Я не замечал этого. Возможно, у него и есть желание жениться на ней, дабы связать кровными узами Гранбретанию и меня, но вряд ли Иссольда согласится, да и я буду против.

— Но что если Иссольда любит барона?

— Как это она его любит?

— Ну, в Камарге не так много столь красивых и утонченных мужчин.

Граф хмыкнул.

— Если бы она его действительно любила, то обязательно бы сказала, так? Так. Поэтому, пока я не услышу об этом из уст самой Иссольды, я не поверю тебе.

Богенталь спрашивал себя, чем было вызвано такое стойкое нежелание графа видеть правду: то ли — каким-то внутренним побуждением не знать ничего о нравах тех, кто правит Темной Империей, то ли — просто обыкновенной неспособностью родителя видеть в родном ребенке то, что совершенно очевидно другим. Он не мог принять мнение графа об этом человеке — человеке, на совести которого резня в Лиге и разграбление Захбрука, рассказы о чьих извращенных желаниях наводят ужас на несчастных жителей от Северного мыса до Туниса. Он точно подметил, сказав, что граф слишком долго жил вдали от больших дел, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, и сейчас уже не чувствовал запаха гниения, даже когда вдыхал его.

В разговорах с бароном граф оставался сдержанным и немногословным, но гость сам много и охотно рассказывал. Из его слов выходило, что даже в странах, неподвластных пока Гранбретании, есть люди, готовые в обмен на власть сотрудничать с Темной Империей и помогать ей устанавливать свой порядок. Как оказалось, область интересов Гранбретании простирается далеко за пределы Европы. За Средиземным морем были созданы хорошо организованные вооруженные отряды, готовые в любую минуту поддержать войска Темной Империи. Восхищение графа Брасса тактическими действиями Империи росло с каждым днем.

— Еще лет двадцать, — говорил барон Мелиадус, — и Европа будет нашей. Лет через тридцать — Аравийский полуостров. А через пятьдесят лет — мы надеемся, что дойдет очередь и до самой загадочной земли на наших картах, называемой Азиакоммуниста…

— Древнее и очень романтическое название, — улыбнулся граф. Говорят, эта земля полна волшебного очарования. Там, кажется, хранится Рунный Посох.

— Да, существует легенда, что он установлен на самой высокой вершине мира, где все время лежит снег и немилосердно дует ветер, и сторожат его покрытые шерстью люди с лицами обезьян, невероятного ума и десяти футов ростом. — Барон засмеялся. — Впрочем, называют много мест, где он может находиться, например, в Амарике.

Граф кивнул.

— Ах, Амарик… Вы и ее хотите сделать частью Империи? Говорят, это огромный континент, расположенный на западе, за океаном, управляемый почти неземными силами. Рассказывают, что люди, населяющие его, ведут спокойную и размеренную жизнь, так непохожую на нашу, и будто бы их цивилизации не коснулись бесчисленные бедствия Страшного Тысячелетия. Говоря об Амарике, граф не придавал особого значения своим словам, но вдруг он увидел, как вспыхнули всегда бледные глаза барона.

— А почему бы и нет? — сказал Мелиадус. — Я бы штурмовал ворота рая, если бы нашел их.

Вскоре после этого, граф, сильно обеспокоенный, извинившись, покинул барона и, может быть, первый раз подумал, а так ли верно принятое им ранее решение оставаться в стороне, как это ему казалось раньше.