Борис Сапожников - Битва под сакурой

— Хори-тёсё, — обратился к нему Накадзо, оставшийся при штабе штурмующих войск, — вы собираетесь сразу начать штурм или всё же предложите бунтовщикам сдаться?

— Они покусились на священную особу микадо, — ответил тот, — а потому уже мертвы для любого верного императору человека. Им нет больше жизни в пределах наших островов. Таковы были слова божественного микадо.

Накадзо осталось только пожать плечами.

— То, что ты предлагаешь, Кода-тюи, — решительно заявил Мадзаки, — это бесчестно. Я и так уже однажды бросил своих людей. Там — на вокзале. Больше я подобного совершать не желаю.

— От вашего желания сейчас, Мадзаки-тайсё, — честно сказал ему в ответ Кода, — мало что зависит. Вы должны покинуть Токио и вообще наши острова. В Квантунской армии или Маньчжоу-го вы сможете собрать новые силы для мятежа или просто для борьбы с нынешним режимом. Никто лучше вас не справится с этой задачей, Мадзаки-тайсё.

Наверное, хитроумный Усуи-дайсё смог бы найти лучшие доводы, по крайней мере, не так сильно цепляющие его гордость. Однако и эти очень хорошо подействовали на Мадзаки. Он опустился на стоявший тут же стул, снял простреленную фуражку и принялся тереть руками коротко остриженную голову.

— Руднев-сан, — обратился тем временем ко мне Кода-тюи, — вы также пойдёте с Мадзаки-тайсё. Не думаю, что вы хотите попасть в руки нашей контрразведки.

— Конечно, — кивнул я. — Скольких людей вы мне дадите?

— Никого, — покачал головой Кода. — Вдвоём у вас будет больше шансов выбраться из города. Оденете гражданское и будете привлекать не слишком много внимания. Вам, Руднев-сан, ещё лицо забинтуем — раненых сейчас по столице бродит довольно много; и ваша внешность не будет столь заметна.

— Понятно, — протянул я. — И когда нам выбираться из здания?

— Как только враг пойдёт на штурм, — ответил Кода. — Но сейчас вам надо хорошенько запомнить то, что я вам расскажу. За эти вещи отвечал Усуи-дайсё, но он понимал, что риск погибнуть слишком велик, а потому доверил информацию ещё нескольким людям. В том числе и мне. Вот здесь, — он указал место на карте прилегающих к Токио земель, — если небольшой залив. В нём вас каждый день в течение двух недель с пяти до семи вечера будет ждать шлюпка с подводной лодки. Субмарина доставит вас на китайское побережье, в один из районов, контролируемых Квантунской армией. Вы всё хорошо запомнили, Руднев-сан? — с нотками строгого учителя спросил Кода, передавая мне планшет с картой.

— Я всё хорошо понял, Кода-тюи, — серьёзно ответил я.

— Тогда, — сказал Мадзаки, поднимаясь со стула, — с первыми выстрелами мы покинем «Асахи».

Казалось, от того кричащего о чести и гордости человека не осталось и воспоминаний.

Когда раздались выстрелы, Ютаро встрепенулся. Значит, правительственные войска пошли на штурм здания «Асахи». Хотя молодой человек считал, что обороняться мятежники будут до конца. Никто не станет уходить «чёрным ходом». А если не останется больше сил для борьбы, они просто покончат с собой.

— Как ты считаешь, Ютаро-кун, — поинтересовалась у него Готон, как будто прочтя его мысли, — будет нам сегодня работа или нет?

После окончания боевых действий канули в Лету и звания. После того, как Накадзо объявил, что начинаются работы по восстановлению театра, все как-то сразу отказались от званий и перешли к обычным, дружеским, обращениям.

— Скорее всего, нет, — ответил Ютаро. — Мятежники будут отбиваться до последнего.

— А я вот не столь уверена, — усмехнулась Марина, проверяя свой револьвер. — Часть их уже скрылась с вокзала, когда запахло жаренным. Почему тогда они должны поступить иначе сейчас?

— Мы узнаем это достаточно скоро, — рассудительно произнёс Ютаро, также вынимая оружие.

Но проверить его он уже не успел. Дверь, неподалёку от которой они дежурили по приказу Такэо Хори, распахнулась и из неё вывалились двое в гражданском платье, но вооружённых винтовками с примкнутыми штыками. Завидев засаду, они тут же открыли огонь, правда, били навскидку и потому ни в кого не попали. Марина мгновенно вскинула свой револьвер и начала стрелять.

— Мадзаки-тайсё, уходите в переулки! — крикнул один из них. — Я займусь ими!

И все бойцы «Труппы», конечно же, узнали голос Руднева. Лицо его было замотано бинтами.

Я толкнул Мадзаки прочь, в переулки, а сам перекатом ушёл вперёд и, вскинув Арисаку, выстрелил ещё несколько раз. И тут на меня накинулись Готон и Сатоми. Я отбил меч девушки прикладом винтовки, а вот кулак Готон уже пропустил. Он врезался мне в скулу. Я почувствовал, как трещат мои кости, скорее всего, я и пары зубов лишился. Мне удалось удержаться на ногах, даже парировать новый выпад Сатоми винтовкой. Однако Готон также атаковала меня тоже. Только чудом я сумел отскочить в сторону, попытался ударить её ногой по колену. Готон быстро убрала ногу, и я тут же врезал ей прикладом по лицу. Уроженка Окинавы закрылась скрещёнными руками.

Боль обожгла мне рёбра. Сатоми полоснула меня мечом. Я припал на колено, выронив оружие. Поднялся, отступил на пару шагов и упёрся спиной в стену здания. По боку обильно текла кровь. Я сполз по стене, казалось, вместе с кровью из моего тела уходят последние силы. Мадзаки ушёл, у него был второй планшет с картой, так что выберется как-нибудь. Мне же, видимо, сегодня всё-таки придёт конец.

Я почувствовал, что кто-то разматывает бинты на моей голове. Я поднял взгляд и увидел склонившуюся надо мной Марину.

— Здравствуй, — невесело усмехнулся я. — Вот мы и встретились снова.

— Знаешь, Руднев-сан, — не то из уважения к остальным, не то чтобы отсечь все лишние чувства, говорила Марина по-японски, — мне сейчас очень хочется всадить тебе пулю в лоб.

— Так всади, — почти из чистой вредности ответил я по-русски. — Мне уже всё равно. Я и так покойник, можно сказать. Куда мне податься теперь? На родине я преступник и дезертир, здесь — тоже. Участь меня ждёт самая безрадостная.

— Именно поэтому я и не стреляю, — произнесла Марина, однако большим пальцем всё же взвела курок.

— Делай, что хочешь, — раздался из-за спины её голос Ютаро. — Руднев-сан — дважды предатель и он вполне достоин смерти. Теперь каждый может убить его безо всякого наказания за это.

Марина какое-то время держала револьвер у моего лица. Она глядела мне в лицо, прямо в глаза. Я взгляда не отводил. И тогда она всё же опустила оружие, щёлкнув курком.

— Пусть сам сдохнет, — бросила она, отворачиваясь. — Кровью истечёт в этом переулке.

И направилась к своим товарищам.

А меня вдруг разобрал жуткий хохот. Я смеялся легко и весело. От души. Как давно уже не смеялся. И даже жуткая боль в распоротом мечом Сатоми боку меня ничуть не волновала.