Ирина Якимова - Ex ungue leonem: по когтю льва

Мира долго испытывала его терпение: избавилась от цепей вампирского голода, обзавелась защитой охотника, дала клятву сражаться с Бездной и успешно её выполняла. Но Бездна по-прежнему была в ней, и Владыка знал, однажды эта тёмная частица выйдет на свободу. Вампиры свиты видели путь славной охотницы-вампирши, но Дэви видел другое: Мира уже разрушила Орден, и отдала страну на растерзание «Гроздьям»… Ею, несомненно, владеет Бездна! И Дэви ждал. Чем выше взберётся Мира, чем большую часть Земли Страха накроет её охотничья сеть, тем больший кусок отойдёт потом Госпоже!

Он долго, неприлично долго смотрел на спящую. Странно было видеть вампиршу, совсем недавно просившую его милости, старой и… смертной.

«Исцелилась всё-таки!»

Он вспоминал, как впервые увидел её смертной… Когда охотники ворвались в галерею, он сначала не разглядел Миру среди них. Все эти смертные были для него на одно лицо, и все — окружены защитой, прорваться за которую было главной целью Владыки. Ему удалось, хотя убивающее охотников оружие было непосильно тяжёлым для бессмертного, после он не рисковал повторить этот опыт. И в момент, когда Дэви почти ликовал, почти праздновал смерть врагов, он вдруг расслышал слабое, быстрое сердцебиение — жизнь в жизни, ребёнка в утробе матери.

Он давно разглядел, что Мира беременна, но полагал, что вампирша останется graspi. И он отпустил её, исцелённую. Возможно, носящую ребёнка этого Хортора… Дитя его, Дэви, крови!

Малыш заворочался в кроватке, почувствовав присутствие чужого. Вампир отвлёкся от Миры. Он шагнул к кроватке и заглянул в приоткрытый полог. Ребёнок спал на животе, выпутавшись из одеяльца. Пухлые щёки, курносый, какой-то кукольный нос. Узнать в нём Ала или кого-либо из Дэви по мнению вампира было совершенно невозможно.

Он повернул камень перстня на безымянном пальце, выдвинул из небольшого резервуара маленькую острую иглу. Потом склонился над кроваткой. Ребёнок почувствовал холодную тень вампира, захныкал. Дэви быстро кольнул его запястье и отступил к окну, а Мира уже вскочила. Она не расслышала появления чужого в доме, но тихий плач сына мгновенно разбудил её. Она скользнула к кроватке, взяла малыша и только потом обернулась к окну и подслеповато прищурилась. На мгновение ей померещилась там знакомая угловатая вампирская тень, но, приглядевшись, женщина заметила лишь колышущуюся от ветра занавеску. Вако подошла к распахнутому окну и, хмурясь, закрыла его, нервно дёрнула задвижку, запирая… А Дэви уже был на крыше. Он стряхнул каплю крови с иглы себе на язык, и закрыл глаза, смакуя вкус. Вкус был тем самым. Знакомым. Кровь Дэви.

— Убедился? — прошелестел голос позади. Клара скользнула к краю крыши и обняла супруга за плечи.

— Я же говорила: это наша кровь, — прошептала она. — И… Я знала, что ты пощадишь их. И его, и Миру.

— Вако отмечена Бездной. Бездна её и погубит, не я. А вот ребёнка следует забрать.

— Почему? — жена нахмурилась.

— Вако воспитает его в ненависти к вампирам. И через двадцать лет история с его отцом повторится.

— Нет, нет! Мира не внушит ему ненависть! — Клара заторопилась. Она резким движением откинула волосы назад, глаза Пророчицы яростно блестели, вечный туман ушёл из них. — Как можно? Она — исцелённый вампир, и её сын был carere morte в первые месяцы жизни. Тень нашего проклятия всегда пребудет с ним. Мира не захочет, чтобы он возненавидел себя.

— Что тогда, вместо ненависти?

Вампирша опять грустно улыбнулась — звёздам:

— Жалость, Воланс. Прости…

Он дёрнул плечом, освобождаясь, и поднялся, расправил крылья. Только буркнул на прощание:

— Следи за ними.

Макту он отправил в Дону, по старинке — в закрытом экипаже. Сам отправился по воздуху, чтобы успеть подготовить всё для тайника. Тело Макты Дэви решил спрятать в столице: достаточно далеко от источника Бездны — Пустоши и в то же время достаточно близко — в пределах страны, чтобы иметь возможность время от времени подновлять стены невидимой темницы Старейшего. Оставалось подготовить место тайника, но, прибыв в Дону, Владыка первым делом отправился на встречу со своими сторонниками. Путешествия и сражения отняли у вампира много сил, и голод нужно было утолить.

Это собрание не походило на прежние холодные, высокие беседы в «Тени Стража», угощение на которых казалось безвкусным. Сейчас вампиры играли, подобно ушедшим в вечность дикарям Доны. Они наслаждались мучениями смертных, назначенных им в пищу и не соблюдали меру, когда брали чужую кровь. Равной делёжки добычи не было: каждый брал себе столько жизни, столько удавалось урвать. И Дэви на этих трапезах не наблюдал со стороны безмолвным истуканом, как раньше. Он был предводителем новой орды дикарей, в тёмных, прежде пустых глазах полыхало пламя десятков отнятых жизней.

Разумеется, они не охотились на улицах открыто, как юные вампиры столицы. Охотники в Доне оставались грозной силой, несмотря на то, что хаос, поднимаемый «Грозьдями» каждой новой ночью, мешал им. Дэви лично выбирал следующее место охоты — вдали от стандартных маршрутов рейдов, стараясь подбирать будущую добычу так, чтобы её долго не хватились после исчезновения. Потом он и несколько старейших отправляли группу кукол «пошалить» перед носом охотников, отвлекая врагов, а сами в это время устраивали обед. Потом тела убитых куклы уносили далеко за пределы Доны и хоронили. Следов трапез не оставалось. Разумеется, охотники вели подсчёт пропавших без вести, но предъявить этот счёт Дэви не могли.

Сегодня праздновали победу над Мактой, и угощение было богатым. Вампиры пировали в доме в местечке Плоро, за восточной границей Доны. Дом был небольшой, небогатый, но обставленный претенциозно и даже с собственной бальной залой. В ней вампиры и устроили пир. Куклы стащили сюда добычу со всех концов столицы — двенадцать смертных, и собравшиеся carere morte затеяли нешуточную свару за эти жизни — ведь бессмертных было три десятка. Визги, крики, споры, хохот разнеслись далеко по пустынной улице. Некоторые вампиры расправили крылья, и вот — зазвенели стёкла окон, попадали со стен картины и фотографии. Первая струя крови ударила в зеркало в спальне хозяйки дома, а через десять минут все стены, пол, потолок были залиты кровью.

Владыка ухватил свою долю в первые мгновения свары. Он сорвал с двух дерущихся старейших их крылатые оболочки и отнял жертву, унёс на софу между двух высоких окон. Добычей оказалась рыжая девчонка лет четырнадцати. Её серые глаза были туманными — чары carere morte, она безучастно наблюдала за вампирской трапезой, пока не осмысливая, что сама должна стать чьей-то едой, и только изредка вздрагивала от особенно громких криков вампиров или их жертв.