Робин Хобб - Возвращение домой

Мой маленький Карлмин, широко улыбаясь, стоял в отдалении, прижимая руку к странной панели, расположенной на одной из колонн. В неестественном свете его кожа казалась похожей на лёд. Маленький рост только подчеркивал перспективу комнаты, и я внезапно увидела всё, от чего отвлекали дракон и женщина.

Свет отражался от бледных звёзд и парящих драконов, украшающих потолок. Он осветил лианы, затянувшие стены, и открыл взгляду четыре прохода, за которыми начинались тёмные коридоры. Высохшие фонтаны и многочисленные статуи разбивали на части огромное пыльное пространство. Это был зимний сад, место, где люди собирались, чтобы поговорить, либо просто гуляли, любуясь фонтанами и статуями. Небольшие колонны служили опорой вьющимся лианам с нефритовыми листьями и опаловыми цветами. Вырезанные из камня рыбки застыли над высохшими бассейнами. Щепки и горы рассыпавшегося дерева отмечали места, где раньше были беседки или подмостки. Но ни пыль, ни разрушение не смогли скрыть выворачивающую душу красоту этого места. Величие и изящество комнаты потрясли меня и разбудили восхищение напополам с тревогой. Что могло случиться с людьми, строящими такие помещения? Какая судьба оказалась сильнее магии, которая может разжечь свет в комнате, спустя года отсутствия хозяев? Угрожает ли нам опасность, погубившая их? Что это было? Куда они исчезли?

Исчезли ли?

Как и в комнате наверху, казалось, что люди просто ушли, оставив все свои вещи. Снова многочисленные грязные следы на полу были доказательством того, что мальчики приходили сюда часто. Большинство следов вело к одной из дверей.

— Я и не знал, что эта комната такая большая, — голос Петраса, во все глаза разглядывающего женщину и дракона, казался потерянным и несчастным. Он медленно повернулся, задрав голову к потолку. — Мы приносили факелы. Как ты смог зажечь свет, Карлмин?

Казалось, что Петрасу не нравится осведомлённость брата. Но Карлмин ничего не ответил. Он бодро побежал в сторону, словно его позвали поиграть.

— Карлмин! — закричала я, и мой голос пробудил сотни отзвуков эха.

Пока я переводила дух, он скрылся в одной из арок. Она серо, слабо светилась. Я побежала следом — ужасно запыхалась, пока пересекла весь сад и понеслась по пыльному коридору. Остальные следовали за мной.

Мне почти удалось догнать его в следующей комнате, но тут вокруг вспыхнул свет. Мой сын сидел во главе стола среди других гостей, одетых в экзотические платья. Играла музыка, и все смеялись. Потом я моргнула — и видение исчезло, остался только стол, окружённый пустыми стульями. От пищи сохранились лишь пятна на хрустальных бокалах и тарелках, но музыка продолжала играть, приглушённо и словно бы издалека. Я знала её по своим снам.

Карлмин поднял кубок и гулко провозгласил: «За мою госпожу!» Его детский взгляд встретился с другими, невидимыми, и он приязненно улыбнулся. Когда он подносил кубок к губам, я уже была рядом и смогла схватить его за запястье и заставить разжать пальцы. Кубок упал и разлетелся в пыль.

Он посмотрел на меня глазами, которые меня не узнавали. Хотя в последнее время он очень вырос, я подняла его и прижала к себе. Маленькая головка опустилась на моё плечо, и он, весь дрожа, закрыл глаза. Музыка заглохла, и наступила тишина. Ритайо забрал ребёнка у меня и строго сказал:

— Не стоило брать его с нами. Чем быстрее мы оставим в покое это место и его умирающее волшебство, тем лучше. — Он осторожно оглянулся. — Ко мне приходят чужие мысли, и я слышу голоса. Я чувствую, что бывал здесь раньше, но это невозможно. Мы не должны тревожить покой призраков, населяющих город.

Казалось, что ему стыдно признавать свои страхи, но я почувствовала огромное облегчение, когда один из нас сказал это вслух.

Тогда Челли закричала, что мы не можем оставить Опли здесь под действием того странного заклинания, которое угрожало Карлмину. Да простит меня Са, мне хотелось только схватить своих детей и сбежать. К счастью, Ритайо, держа в руках и факел и моего сына, повёл нас дальше. Его друг, Тримартин, сбросил один из стульев на каменный пол и вооружился отломанной ножкой, как дубиной. Никто не спросил вслух, какая польза может быть от дубины против паутины чуждой памяти, сплетённой вокруг нас. Петрас снова показал куда идти. Когда я оглянулась, свет в комнате уже потух.

Мы прошли через холл, спустились по ещё одной лестнице и попали в зал меньшего размера. В нишах вдоль стен стояли статуи, перед каждой — облепленные пылью погнутые канделябры. Многие статуи изображали женщин, коронованных и почитаемых, словно мужчины. Их плащи сверкали множеством инкрустированных драгоценностей, а волосы украшал жемчуг.

Неестественный голубой свет едва-едва рассеивал темноту. Мне почему-то захотелось спать. Ещё мне всё время чудился шепот, и однажды, проходя мимо двери, я услышала, как в отдалении поют две женщины. Я вздрогнула от страха, и Ритайо оглянулся, будто тоже их услышал. Никто из нас ничего не сказал. Мы шли дальше. В некоторых коридорах зажигался свет, стоило нам подойти. Другие упрямо оставались тёмными, и даже наш факел казался там нежеланным. Не знаю, какие из них пугали меня больше.

Наконец мы нашли Опли. Он сидел в кресле странной формы в небольшой комнатке перед мужским туалетным столиком. От дерева исходил свет и отражался от стен вокруг нас. Опли смотрелся в потемневшее от времени зеркало, покрытое чёрными трещинами. На столике перед ним лежали расчёски и кисти. На его коленях стоял открытый ящичек, а с шеи свисало несколько бус. Он склонил голову к плечу, но глаза оставались широко раскрытыми. При этом он что-то бормотал себе под нос. Когда мы подошли ближе, он взял в руки бутылочку духов и начал опрыскивать себя, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону. При этом духи уже давно высохли. Его движения напоминали движения благородного и высокомерного мужчины.

— Прекрати! — в ужасе закричала его мать.

Он даже не вздрогнул, и мы почувствовали себя так, словно сами были призраками. Челли схватила его за плечи и начала трясти. От этого он пришёл в себя и посмотрел на нас с ужасом, а узнав мать, громко закричал, оглянулся и потерял сознание.

— О, помогите мне увести его отсюда, — взмолилась бедная Челли.

Тримартин закинул руку Опли на плечи и практически потащил его на себе. Пока мы шли обратно, свет выключался быстрее, так, словно нас преследовала тьма. Один раз снова загрохотала музыка, но быстро затихла.

Когда мы наконец выбрались через окно на воздух, болота показались нам освежающим местом, полным света и здоровья. Я с ужасом поняла, что пока мы были внизу, прошёл почти целый день.

На свежем воздухе Карлмин быстро пришёл в себя. Тримартин тряс Опли и сердито кричал на него, так что тот тоже вскоре очнулся. Вырвавшись из рук Тримартина, он отошёл в сторону и отказался с нами разговаривать. От вопросов, почему он убежал в город и чем там занимался, угрюмо отворачивался. Отказывался признавать, что был без сознания. На Петраса он смертельно рассердился, и ревниво охранял от наших взглядов драгоценные бусы на своей шее. Они сверкали дорогими камнями всех цветов, но я бы скорее посадила к себе на шею змею, чем надела такие.