Робин Хобб - Возвращение домой

Ночью умер мальчик. Никто этого не ожидал. Он просто не проснулся утром. Ему было лет четырнадцать, и он ничем не болел. Его звали Дурган, и хотя он был всего лишь сыном торговца, я разделяю горе его родителей. Они с Петрасом были приятелями, и моего сына потрясла эта смерть. Он шёпотом рассказал мне, что ночью ему снилось, будто земля его вспомнила. Когда я спросила, что это значит, он не смог объяснить, только добавил, что Дурган мог умереть, потому что это место его не принимает. Я не могла понять, о чём он говорит, но он всё повторял и повторял, пока я не кивнула и не сказала, что он, должно быть, прав. О Са, не дай моему мальчику сойти с ума. Я так напугана. Возможно, Петрасу не стоит больше искать себе друзей среди простолюдинов, хотя мы все будем скучать по широкой улыбке и чистому смеху Дургана.

Мужчины вырыли могилу, но она быстро наполнилась водой. Его мать пришлось увести, пока отец пытался затолкать тело в жидкую грязь. Пока мы все просили Са уберечь душу покойника, ребёнок в моём животе начал двигаться. Это тоже меня пугает.

Мы набрели на клочок сухой земли и почти все останемся здесь на несколько дней, пока несколько отрядов уйдут на разведку. Наше пристанище не больше, чем островок среди болота. Мы уже знаем, что определённый тип кустарника растёт на более плотной почве, и тут его довольно много. Он достаточно сухой, чтобы гореть даже свежим. При горении получается густой вонючий дым, который отгоняет насекомых.

Джетан попал в число разведчиков. Время рождения нашего ребенка приближается, и я считала, что он должен оставаться в лагере, чтобы помочь мне следить за сыновьями. Он же сказал, что должен пойти и утвердить своё лидерство. Лорд Дюпарж также среди разведчиков. Так как леди Марти Дюпарж тоже ждёт ребенка, Джетан сказал, что мы можем помочь друг другу. От такой молодой женщины не будет много толку, но все же её компания лучше, чем никакой. Мы, женщины, постепенно становимся ближе друг к другу, так как нужда заставляет нас объединять силы и ресурсы ради благополучия наших детей.

Ещё одна женщина, ткачиха, предложила плести подстилки из растущих в изобилии лиан. Я тоже решила научиться, когда стала так тяжела, что вряд ли способна делать другую работу. Эти подстилки можно использовать для спанья, а если связать их вместе, то получится ограда. Ветки на соседних деревьях начинаются слишком высоко от земли, так что нам приходится снова обустраиваться внизу. К нам присоединились ещё несколько женщин, и это почти уютно — вот так сидеть рядом и разговаривать, в то время как руки заняты работой. Когда мы подвесили свои плетённые стены, все мужчины рассмеялись, спрашивая, кого же сможет остановить такой хлипкий барьер. Я почувствовала себя глупо, но когда стемнело, внутри оказалось совсем неплохо. Ткачиха Сьюит, оказывается, очень хорошо поёт, и когда она укладывала своих младших с колыбельной «Обратитесь к Са в невзгодах», слёзы навернулись мне на глаза. Кажется, прошла вечность с тех пор, как я в последний раз слышала музыку. Как долго моим детям придётся выживать здесь без настоящего искусства и с единственным учителем — безжалостным порядком этих диких мест?

Сколько бы я ни проклинала Джетана Кэррока за то, что он отправил нас в изгнание, этим вечером я скучала по нему.

Безумие пришло в наш лагерь прошлой ночью. Сперва одна из женщин начала всматриваться в темноту и вдруг закричала:

— Слушайте! Слушайте! Неужели больше никто не слышит их пения?

Муж попытался успокоить её, но тут какой-то мальчик воскликнул, что слышит пение уже несколько ночей подряд. После этого он бросился в темноту, словно хорошо знал дорогу. Его мать кинулась следом. Та, первая, женщина смогла вырваться из рук мужа и тоже убежала в болота. За ней последовали ещё трое, но не для того, чтобы вернуть; они кричали:

— Подожди, стой, мы с тобой!

Я вскочила и прижала к себе своих сыновей, на случай, если их тоже коснётся безумие. Ночью в этих странных джунглях не становится полностью темно. Тут живут знакомые нам светлячки, но кроме них ещё и необычные пауки, которые оставляют в своей паутине искорки света. Они привлекают мелких насекомых — те слетаются туда, словно мотыльки к фонарю. Есть ещё мох, испускающий бледный, холодный свет. Я не могу рассказать своим детям, каким отвратительно ужасным он мне кажется. Я сказала, что дрожу от холода и от волнения за тех несчастных, которых зовёт болото. Но ещё больше меня испугало, когда маленький Карлмин начал рассказывать о том, как красиво в лесу ночью и как сладко пахнут ночные цветы. Он сказал, что помнит, как я пекла ему пирожные, украшенные такими цветами. Ничего похожего не было у нас в Джамелии, но когда он так сказал, я словно почти вспомнила маленькие коричневые пирожные, мягкие внутри и поджаристые по краям. Даже сейчас, когда я пишу, я практически вижу, как я придаю им форму лепестков, а потом запекаю в огромной горячей печи.

Но клянусь, я никогда такого не делала.

Уже полдень, и нет никаких вестей о тех, кто поддался ночному сумасшествию. Их пошли искать, но поисковый отряд вернулся с пустыми руками, мокрыми ногами и весь искусанный насекомыми. Джунгли поглотили несчастных. У одной из женщин остался маленький сын, он всё ещё ждёт её возвращения.

Я никому не рассказала о музыке, которая преследует меня во сне.

Наши разведчики всё ещё не вернулись. Ради детей днём нам приходится вести себя так, словно всё в порядке, но ночью, пока мои мальчики спят, я и Марти Дюпарж обсуждаем свои беды. Наши мужья должны были вернуться, даже если бы и не нашли места, лучшего, чем наш болотный островок.

Прошлой ночью Марти плакала и говорила, что сатрап, должно быть, намеренно послал нас на смерть. Я была в ужасе от её слов. Жрецы Са перевели древние свитки, в которых говорилось о городах на реке. Люди, посвятившие себя Са, не могли солгать. Но, возможно, они могли ошибиться, и их ужасная ошибка будет стоить нам жизни.

Здесь не может быть никакого постоянства, часто меняющиеся страхи всегда рядом. Практически каждую ночь несколько человек с криками просыпаются и не могут вспомнить, что им снилось. Одна молодая женщина лёгкого поведения пропала два дня назад. На улицах Джамелии она продавала себя за деньги, а здесь брала еду у мужчин, которые её использовали. Мы не знаем, ушла ли она по своей воле или её убил кто-то из нашего отряда. Мы не знаем, скрывается ли среди нас жестокий убийца или это сама земля требует всё новых жертв.