Таурон Де - Хроники Фирнберга

Грифон и чародей беседуя спускались по лестнице в жилые помещения.

— Я слышал, что были маги, которые могли швыряться огнем. Но как человеческое тело может иметь дело с огненной силой, которая губительна для живого?

— Ты ведь знаешь что такое линза? Такое увеличительное стекло.

— Знаю. У меня была такая. Ей можно концентрировать свет.

— Правильно. Но линзу можно сделать изо льда. И с помощью холодного льда, который боится тепла, получить огонь, который кажется совсем несовместимым с ледяной линзой. Вот так же и маг только концентрирует огненную силу не касаясь ее, хотя эта разрушительная сила столь же несовместима с жизнью как огонь со льдом!

— Впечатляет такая логика, — сказал грифон. — Но меня смущает как нематериальная мысль может влиять на материальный мир. Или ничего нематериального не существует?

— Нематериальные явления существуют. Мысль или тень. Посмотри на тень. Тень точно нематериальна, но она есть. Из чего она сделана? Из ничего, из отсутствия. Тень это ничто. Но нематериальное может влиять на вполне материальные предметы.

— Но каким образом?

— Посмотри на снег и тень. Там где падает тень снег не сразу растает. Но в горах тень может хранить снег от таяния веками. Вот так ничто управляет материей. А потом за столетия ледники меняют облик гор.

Иеракс не раз посещал отшельника в башне потому что иногда хотелось поговорить о странных вещах и явлениях. А еще у колдуна хранились неизвестно где собранные книги, написанные явно не менее странными личностями. Грифон подозревал, что они действительно мыслили, слегка необычно. Хозяин бастинды позволял любопытному крылатому гостю в них заглядывать, понимая, что там почти все непонятно.

На одной из страниц красовалась гравюра изображающая грифона и змея, которые сплелись в жестокой схватке. Иеракс и без подсказки понял, что сия аллегория изображает борьбу Света и Тьмы. Осторожным движением когтя он изящно перевернул страницу. На первый взгляд, на обратной стороне было примерно то же самое — снова грифон и змей. Но их объятия, к смущению зрителя, здесь означали не борьбу, а любовное соитие. Впрочем, Иеракс поправил себя, предпочитая догадаться, что с грифоном нарисован не змей, а змея. Искуссно нарисованный грифон на обоих сторонах явно самец, а со змеей все не так однозначно.

Этот рисунок — тоже аллегория с каким-то скрытым философским значением. И что же он может означать? Не борьбу, а любовь между светом и тьмой, которые нераздельны и в противостоянии, и в единении? Можно гадать долго, но однозначного ответа уже не найти. Тайна этой рукописи, как и многих других, затерялась где-то в веках, унесенная с собой автором, который зашифровывал свои представления в такой-вот необычной форме.

Наверное один из тех кто раскрывает свой разум пытаясь увидеть смутные отсветы иных миров.

Но были и те, кто интересовался не просто видениями других миров, которые хоть и чужды привычному пространству, но все же материальны у себя там.

Издавна встречаются такие, кто хотел бы заглянуть за грань самой смерти. Но воистину непростая судьба подталкивает к поиску таких знаний.

Фирнберг хорош тем, что дает возможность остановиться, подумать, забыв о времени. Отдохнуть душе.

По мнению фирнбергских отшельников, неполноценная душонка смертного, с которой он рождается, слишком слаба и животна, и только с очень большой натяжкой может называться душой. Упрекая простую душу в животности, они имели в виду совсем не то, что обычно имеют в виду люди склонные к ханжеству, а просто слабости, которые ущемляют душу теле, которое привычно влачит обыденное существование. Такая обычная человеческая душа все равно не пригодна для жизни в Вечности. И ей нет никакой пользы от слабого намека на возможность потустороннего бессмертия.

Мудрецы, постигающие неведомые тайны в безлюдных краях, говорят, что надо создавать свою душу самому. Сознательно созидать так же как они долго и терпеливо строят свою башню.

К процессу созидания собственной души надо подходить творчески, как к особому искусству, возвышая силу духа, сочетая познание, созерцание и глубокое запечатление в себе красоты мира, через которую проглядывает Вечность.

Вечером герцог принимал в своих покоях главного государственного казначея, почтенного Одельмара.

Феобальд признавался себе, что чувствует себя очень неуютно в финрбергском замке с его мрачными залами, которые не полностью освещает огонь каминов, где колышутся тени старых знамен, в темноватых неотапливаемых переходах между башнями, где камень порой серебрится инеем в свете факела. Цитадель чужой гордости, обитель чужого духа.

— В этом году мне особенно требуется собрать много налогов. От этого зависит сможем ли мы выстоять в войне. Это очень важно, господин казначей, очень важно. Я знаю, что в Фирнберге принято у некоторых баронов не платить налоги годами. Но в этом году я возьму с них не только недоимки за прошлое, но и на год вперед! Они не понимают что деньги нужны на защиту всей страны?

— Положение со сбором налогов этой осенью стало еще хуже. Простые селяне прячут все что могут, жители отдаленных хуторов и сел стараются не выходить из своей глухомани и не привезли товары в счет налога. А некоторые принципиально отказались платить налог и делают запасы.

— Они должны быть арестованы. Сколько их?

— Пока трое.

— Из ордена?

— Двое не из ордена, один из грифонариев. Все трое имеют хорошо укрепленные замки в особенно недоступной местности. И вместо выплаты налога пустили средства на подготовку к осаде, хорошо запаслись продовольствием, они готовы к тому что Вы попытаетесь их арестовать.

— Проклятие. Нам еще не хватало мятежа когда начинается война. Но я постараюсь, чтобы мятежники были побеждены в самое короткое время.

— Они знали на что рассчитывали. Взять штурмом эти укрепления не получится. Вашим войсками придется испытать все трудности зимней осады, она обещает быть тяжкой. В то время как осажденные будут жить в недоступном замке, а осаждающие в палатках зимой под горным ветром. Но сомнительно что осада окончится даже весной. В Фирнберге принято даже в спокойные годы иметь немалые запасы, гарнизон в замках небольшой, так что не удивлюсь, что запас для них окажется менее чем двухлетним. Еще есть опасение, что к осаде Ваши войска до войны приступить не успеют. Во владения мятежников путь пешему войску неблизкий, уже пошли снегопады…

— Проклятые предатели, знали когда ударить в спину! Но я не собираюсь вести долгую осаду. Только штурм. Есть же грифоны.

— Они не участвуют во внутренних конфликтах.

— Надо заставить!

— Ваше величество, я всего лишь казначей… — напомнил Одельмар.