Филипп Керр - Джинн и Королева-кобра

— Мы летим слишком низко, — заметила Филиппа. — Нас отлично видно с земли.

Она была права. Восседающие на воздушных подушках дети и однорукий мужчина были отлично видны в прозрачной воздушной спирали. Полицейский-регулировщик тщетно махал им жезлом, пытаясь направить путешественников в сторону от многолюдной центральной площади Дурбар, и еле увернулся от спутниковой антенны-тарелки, которую смерч сорвал с крыши ресторанчика «Боннингтон Бургер». Завидев шарахающийся вправо-влево смерч, рабочие бросили складывать кирпичи и сгребать песок на стройплощадке гостиницы для альпинистов и разбежались точно тараканы. Происходи все это не в Катманду, а в любом другом городе мира, там наверняка бы возникли паника и хаос. Но столица Непала известна своей неторопливостью и терпимостью. Многие заметили четырех западных туристов, летевших, скрестив ноги, прямо по воздуху без всякого летательного аппарата, но недовольно заворчали всего несколько человек. Большинство жителей Катманду были всегда готовы к чудесам, а паломники именно за чудесами сюда и прибыли, поэтому летевших на смерче людей они приняли за магов какого-то тайного искусства из области летательной йоги, которая крайне способствует глубинной медитации и проникновению в суть вещей. Все глядевшие на смерч с земли сочли, что стали свидетелями бескрайних возможностей самопознания, к которому сами они стремились, посещая непальские ашрамы и храмы. Священники поклонились, отшельники воздели руки к небу, гуру захлопали в ладоши, йоги приняли позу лотоса и начали в этой позе прыгать по траве, точно сами пытались взлететь, женщины бросали вверх цветы, а хиппи блаженно улыбались и, подняв вверх два пальца, приветственно махали путешественникам.

— Круто, — сказал Дыббакс и тоже поднял два пальца.

— Так в какую нам сторону? — спросил Джон.

— Лакхнау там. — Дыббакс неопределенно махнул в западном направлении.

Джон с сомнением посмотрел на страшно бледного, маявшегося животом Дыббакса.

— Ты уверен? — спросил Джон.

— Уверен, — раздраженно сказал Дыббакс. — Сначала немного на запад, а потом прямо на юг. К обеду доберемся.

В Непале находятся самые высокие пики мира: и Джомолунгма, и Лхоцзе, и Макалу, и, возможно самая трудная для подъема вершина — Аннапурна. Джон направил смерч вдоль южных отрогов Аннапурны, и именно здесь они столкнулись с свежим муссонным ветерком, который, несмотря на все ухищрения Джона, начал сносить их к северу, в предгорья Гималаев.

— Мы отклонились от курса, — крикнула брату Филиппа.

— Знаю, — ответил он. — Мне с этим ветром не справиться.

Но ни Филиппа, ни Дыббакс помочь ему не могли, потому что управлять смерчем вправе только тот джинн, который его создал.

— Надо уйти от ветра, который дует нам в хвост, — сказал Дыббакс.

— Я боюсь подниматься выше, — отозвался Джон. — Не замечаете? Становится холодно. — Он поглядел вниз. — Приземляться здесь мне тоже не хочется. На земле-то снег лежит.

Но когда их окончательно снесло к заснеженным склонам Аннапурны, Джону стало так холодно, что он больше не мог управлять смерчем, и они были вынуждены приземлиться прямо на неприветливый каменистый ледник. Вершина была совсем близко, в каких-нибудь трех километрах.

Оттуда, сверху, дул порывистый ветер, обжигая теплолюбивых джинн ледяным дыханием, забрасывая их снегом и промораживая до самого мозга костей. Развести костер на горе было не из чего, поэтому надежды согреться и восстановить джинн-силу у детей не было. Альпинистов в поле зрения тоже не было — ни на склонах, ни в огромной заснеженной долине, — так что рассчитывать на помощь или хотя бы на чашку горячего чая не стоило. Не прошло и нескольких минут, как четверо путешественников поняли, что их ждет неминуемая смерть от холода, если не случится чудесного спасения. Причем очень быстро.

— Изумительный вид, не правда ли? — язвительно произнес Джалобин. Он сел под огромной глыбой льда, засунул единственную ладонь под мышку и, стараясь не клацать зубами, проворчал, искоса глядя на Дыббакса: — Значит, говоришь, смерчем лучше, чем самолетом? А я, дурак, поверил!

— Я же не виноват, если Джон летать не умеет, — сказал Дыббакс. — Надо было двигаться на юг, а потом на запад. Так мы бы не попали в этот дурацкий муссон.

— Я точно помню, что ты сказал сначала на запад, потом на юг, — заспорил Джон, перекрикивая вой ветра.

— Нечего катить на меня бочку! — взвился Дыббакс.

— Никто никого не обвиняет, — сказала Филиппа. — Уже не время. Если мы прямо сейчас не придумаем, что делать, мы очень скоро умрем от холода. — Она села около Джалобина и прижалась нему, тщетно пытаясь согреться.

Большие пушистые облака застилали солнце, температура стремительно падала. Волосы путешественников посеребрил иней.

Туг заговорил Джалобин, и на холодном гималайском воздухе изо рта у него повалил пар. Детям даже показалось, что сейчас оттуда, как из лампы или бутылки, появится джинн.

— У кого-нибудь припасено это… как его? На букву Д. Короче — желание на крайний случай. Сейчас самое время им воспользоваться.

Ни один из трех джинниоров не отозвался.

— Так я и знал, — мрачно пробормотал Джалобин. И добавил: — Nunc fortunatus sum.

— Что это значит? — спросила Филиппа.

— Я просто вспомнил, — сказал Джалобин, приобняв девочку за плечи, — о том, что написал полковник Килликранки. Я бы сейчас тоже хотел, чтобы нам улыбнулась удача. Я бы хотел оказаться в Лакхнау.

— Я тоже, — чуть не плача сказала Филиппа и вдруг вскочила: — Смотрите!

К ним, вверх по склону, широким, размашистым шагом поднимался высоченный человек. Или нет, не человек… Существо смутно напоминало обезьяну с длинной и косматой бурой шерстью. Огромная голова походила на яйцо, лицо было плоское, без всякой шерсти.

— Это медведь? — испуганно спросил Дыббакс — Какой медведь? Это йети! — возразил Джон. — Ужасный снежный человек.

— Разрази меня гром! — воскликнул Джалобин. — Нам только чудища не хватало.

Он закрыл глаза и приготовился вознести последнюю молитву.

За тысячи километров от Индии, в Нью-Йорке, двойники Джона и Филиппы, их «вторые я», созданные ангелом Африэлем, вели себя идеально. Даже чересчур. Ведь что типично для ангела и любого его творения? Вот именно! Ангельский характер. Никаких тебе недостатков, недосмотров, недомыслия или недозволенных поступков. Это означало, что Джон-2 и Филиппа-2 не умели проказничать или лениться, как настоящие близнецы и как любые нормальные дети. Не то чтобы настоящие Джон и Филиппа были плохими детьми, вовсе нет. Но ведь у всех детей — не важно, джинн они или мундусяне — случаются приступы лени, беспечности, непослушания. И всем им иногда хочется… пошалить. Однако у Джона-2 и Филиппы-2 не было ни одного из этих естественных детских недостатков, и уже спустя два дня после их появления в доме семь на Восточной Семьдесят седьмой улице их необычное поведение привлекло внимание окружающих. Первой, кто заметил, что своенравные хозяйские дети превратились в сущих ангелов, была миссис Трамп, домработница семейства Гонт. Это же немыслимо, чтобы Филиппа взялась мыть кафель в ванной, а Джон отправился выносить мусор! Теперь-то понятно, какая добрая фея только что вытерла всю пыль и пропылесосила весь дом!