Филипп Керр - Джинн и воины-дьяволы

— Ой, я еще кое-что заметила! — воскликнула Филиппа. — Тут восемнадцать пар чисел, и каждая дает в сумме тридцать семь.

— Ну и что из этого? — спросил Джон.

Но Нимрод радостно закивал.

— Превосходно, Филиппа! — сказал он. — И какой напрашивается вывод?

Девочка пожала плечами:

— Это же и так понятно.

— Только не мне, — сказал Финлей.

— Я тоже пока не понял, — признался Джон. — Если честно, я даже не помню, кто жил в тысяча триста двадцатом году.

— Восемнадцать раз по тридцать семь — это как раз шестьсот шестьдесят шесть, — сказала Филиппа. Она сияла, довольная своим открытием. — Неудивительно, что квадрат называют волшебным.

Филиппа вынула из сундука кость, видимо бедренную, и вручила ее Финлею.

— Смотри, на каждой кости номера. От одного до тридцати шести, — сказала она. — Это номер двадцать семь.

Финлей положил кость так, чтобы ее конец пришелся на самую середину соответствующего квадрата — самого левого в нижнем раду.

Когда они разложили почти половину костей на волшебном квадрате, Нимрод сказал:

— Я, конечно, надеюсь, что у нас все получится. Но сестра Кристина сказала, что в сундуке только двести пять костей, в то время как полный человеческий скелет должен иметь двести шесть.

— Вопрос в том, какой именно кости не хватает, — сказал Джон. — Важной или не очень.

Филиппа вручила Нимроду череп, и он аккуратно поместил его в клетку номер один, рядом с горсткой позвонков.

— Похоже на какую-то жуткую игру-угадайку, — сказал Джон. — Мы должны понять, кто это, прежде чем скелет будет полностью собран и превратится в человека.

— Если превратится, — поправил его Финлей. — Я, например, не представляю, как он сможет разговаривать с нами без мышц, без языка и всех других органов речи.

— К счастью для нас, это Волшебный квадрат, а не кроссворд из газеты «Тайме», — сказал Нимрод.

Филиппа высыпала себе на ладонь крошечные, меньше ногтя в длину, косточки из маленького шелкового мешочка, на котором тоже стоял какой-то номер.

— Интересно, они целые или это осколки одной большой кости? — спросила она.

— Это косточки внутреннего уха, — сказал Нимрод. — Их в каждом ухе по три: молоточек, наковальня и стремя. — Он принял косточки у Филиппы и бережно высыпал в клетку номер один, рядом с черепом, как и велела Филиппа, сверившись с медной табличкой на сундуке. Заодно она заглянула внутрь и объявила, что сундук пуст.

— Эти были последние. Итого двести пять. Точно как говорила сестра Кристина.

Все встали с колен и отошли чуть в сторону.

— И что теперь будет? — спросила Филиппа.

— Не знаю, — сказал Нимрод. — Похоже, чего-то не хватает. Например, двести шестой кости.

— Я же говорил, — проворчал Финлей. — Ничего волшебного тут нет.

— На самом деле это я говорил, — поправил его Джон.

— Ну ладно, ты, — миролюбиво сказал Финлей. — Но ты пользовался моим ртом.

— Знаешь, я с удовольствием вернулся б в мое собственное тело, — сказал Джон. — А то жуть как неудобно. Чувствую себя, как квадратная затычка, которую зачем-то всунули в круглое отверстие.

— Что ты сказал? — вскинулся Нимрод. — Повтори-ка!..

— Я сказал, что я — квадратная затычка в круглом отверстии.

— Ну конечно! — воскликнул Нимрод.

Встав на колени возле медного сундука, он вооружился лупой и стал пристально рассматривать рисунок на крышке. Прошла минута… Нимрод, вздохнув, покачал головой.

— Нету, — произнес он. — Не понимаю почему. Я был уверен, что разгадка именно в этом.

— В чем? — спросила Филиппа.

— В задаче, которую сформулировали математики еще в древности, — сказал Нимрод. — В определении квадратуры круга.

— А можно я посмотрю? — предложил Джон.

Он долго изучал схему на крышке, но, как и Нимрод, ничего не увидел. В этот момент жаркое венецианское солнце заглянуло в окно, и яркий луч, прорезав воздух, коснулся гладкой, начищенной медной поверхности сундука, где прежде лежали кости. Заскучавший было Финлей-Джон начал развлекаться, ловя солнечный луч в лупу и направляя его на крышку сундука. Вскоре в помещении стал явственно ощущаться запах гари.

Над сундуком появилось облако дыма, а с крышки на пол тонким ручейком начал стекать подтаявший воск.

— Эй, глядите-ка! — сказал Джон. — На крышке еще кое-что имеется.

— Молодчина, Джон. Видно, мастера перелили воска, когда делали гравировку. — Нимрод стер остатки растаявшего воска своим носовым платком и приподнял медную крышку так, чтобы на нее падало больше света. — Посмотрите. Все точно, как я и думал. Вокруг этого квадрата имеется круг, но углы квадрата выпирают за его пределы. Значит, нам надо точно так же дополнить изображение на полу.

Он снова взял в руки мел и задумался, глядя на начерченный на полу квадрат.

— Вопрос: насколько точно надо изобразить этот круг. Строго говоря, часть круга, которая находится вне квадрата, должна быть в точности равна части квадрата, которая находится вне круга. Обычно я без набора компасов и карманного калькулятора за такое дело не берусь. Но придется попробовать. Время не терпит.

Он начал рисовать.

— Таким способом люди эпохи Возрождения, например Леонардо да Винчи, пытались одновременно изобразить две вещи: материальное, или мирское, существование в виде квадрата и духовное существование в виде круга. — С этими словами Нимрод дочертил круг и встал. — Так, теперь должно сработать. Отойдите-ка подальше дети.

Едва он оторвал мел от пола, начали происходить удивительные вещи. Сперва исчезли все написанные мелом числа, потом клетки квадрата стали по очереди утопать в полу, словно клавиши, нажатые какими-то невидимыми гигантскими пальцами. Еще мгновение кости оставались, где и были, то есть в подвешенном состоянии над ушедшим вниз полом, а затем над ними закурился дымок. Он все густел и наконец, когда сквозь него уже трудно было что-либо различить, кости начали собираться в скелет. А когда дым рассеялся, на полу, раскинув руки и ноги, лежал человек. Филиппа вспомнила известный рисунок Леонардо да Винчи — видимо, о нем и говорил недавно Нимрод. Этот рисунок был изображен на обложке школьного учебника по биологии. Единственное отличие состояло в том, что получившийся из костей человек был одет, причем в характерную одежду итальянца начала четырнадцатого века, и, судя по шелкам и отороченному мехом воротнику, был весьма богат. Наконец он сел и даже попробовал встать, но такому старому и дряхлому человеку стоять было непросто. Поэтому Финлей-Джон подошел поближе и предложил свою помощь.

— Нет, — резко оборвал его итальянец. — Не троньте меня. Поскольку я еще не полностью пришел в себя. — Когда ему все-таки удалось встать, он со стоном, но уже помягче добавил: — Лучше держаться от меня подальше, мой мальчик, а то в моем нынешнем состоянии я представляю опасность для окружающих.