Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

был первобытно чист и свеж. Горизонт был далёким, уходящим в бесконечность, где-то на пределе видимости, облака, казалось, касались верхушек деревьев. И только на дальнем юге над зелёными волнами деревьев высилась сторожевая башня, да высоко в небесах летел по своим делам ярко-золотой в свете полуденного

солнца молодой Горыныч. Открыв от изумления пасть, Кот проводил его взглядом, пока тот не скрылся за холмами. Становилось жарко, мешок наполнился, и Кот осторожно слез с ветви.

На склоне холма, в частом ельнике, отбиваясь от злых комаров и надоедливых оводов, Ари жёг костёр. Сушняк быстро прогорал, и мальчик подкладывал ветки — Кот сказал, чтоб углей было много. От кострища прямо в небеса шёл раскалённый воздух, дыма почти не было, тепло от углей сливалось с солнечным полуденным жаром. Ари смотрел на угли, там плясали огненные человечки, по раскалённой древесине угольков пробегали таинственные письмена на каком-то позабытом древнем языке.

Кто-то очень тихо шёл по лесу. Ари лёг на землю, затаился, прислушался. На лице его расползлась улыбка, мальчик распознал шаги Баюна, который утром ушёл на ручей за рыбой. Довольный Кот что-то тихонько мурчал, под мышкой он нёс охапку мясистых тёмно-зелёных листьев водного растения. Достав из мешка рыбу, Кот обернул их листьями, положил на угли. От вкусного аромата у Ари потекли слюнки. Кот взял сырую форель, острым когтем распорол белое брюшко, достал икру. Красным шершавым языком стал слизывать её с лапы, жмурясь от удовольствия.

Достав рыбу из костра, Кот посыпал её золой. Путники стали жадно поедать нежную мякоть, особенно старался Кот, урча и облизываясь. Ари ел рыбу, выплёвывая в траву кости, и думал о важном деле — он никак не мог придумать, как ему называть Кота. Наконец, он решился:

— Это ничего, что я вас на «ты» называю? Можно ли вас величать дядя Баюн? А то говорить «Кот Баюн» как-то не с руки. Это всё равно, что нашего пама звать «человек Папай», или ведунью «ведьма Стина».

— Ты думаешь, что Стина не человек? — удивился Кот.

— Ну, она не такая, как все, — ответил мальчик. — Она на бересте чертит резы, собирает от болезней травы, правит свадьбы. Её даже сам пам побаивается, хотя он-то никого не боится!

Кот ухмыльнулся, вспомнив мужчину, ползущего по окровавленной траве, сразу после битвы на дворе Скилура.

— Она одна живёт? — спросил вдруг Баюн, — А где её муж? Где родичи?

— Родители её неведомо где, а ведам она училась у словенского волхва. Она же не с Чудово. Она к нам пришла, пам её ведуньей и оставил, наша-то старая была. Но это было давным-давно — ещё до меня.

— Значит, она, и вправду мир повидала, — сказал задумчиво Баюн, — Не всю жизнь в чудской веси в печурке ковырялась.

— У нас деревня, — упрямо поправил Ари древнего Кота.

— Ишь, ты! Упрямый, правильный! — захохотал Кот. — Ну-ка пойди, постирай рубахи в ручье, да сапоги поставь просушиться на солнышко!

Холмистая местность осталась позади, лес опять потемнел, посуровел. Яркое летнее солнышко лишь изредка заглядывало под полог еловых ветвей, внизу было сыро, мрачно. Чем чаще росли деревья, тем выше поднимались еловые лапы, освобождая место корявым стволам с острыми сучьями, с переплетёнными сухими веточками. Они лезли в глаза, ломались в руках, сыпались за шиворот.

— Дядя Баюн, сколько дней идём, а конца пути нет, — тихо сказал Ари, опустив голову. — Скоро ли уже пещеры-то?

— У вас в деревне болтают про пещеры? — оглянулся Кот. — Вот коровьи боталы! С чего ты взял, что мы идём в Дальние пещеры? Там рудознатцы ползают, золото да серебро ищут! Вот им Хозяйка покажет, где раки зимуют!

— Так мы не идём на Каменный Пояс?

— Ну, ты учудил, — улыбнулся Баюн. — Ты что ж, думаешь, я через всю Великую Пермь потащился бы искать мальчика, наподобие тебя?

— Значит, не в Дальние пещеры, — улыбнулся мальчик. — Значит, ты где-то недалеко прятался. Дедушка Ратай толковал как-то, что на восходе стоит стольный город Белозерск, а ещё дальше живут солевары — оттуда зимой купцы соль привозят, — похвастался Арии своими познаниями.

Кот удивлённо посмотрел на смышлёного парнишку и подумал, что знания всё-таки имеют свойство накапливаться и передаваться.

Пройдя минут десять, он вдруг остановился, стал принюхиваться, обнажив белые клыки. Когти вылезли из сапог сквозь прорези, хищно ощетинились в разные стороны. Баюн долго стоял, смешно сморщив нос, поводя большой головой с треугольными ушами, наконец, хмыкнул, подкинул плечами мешок, оглянулся на Ари и бодро зашагал, проламывая паутину сушняка.

— Что там? Учуял что-то? — быстро шагая за Котом, спросил мальчик.

— Я же Кот, — задрав нос, сказал Баюн. — Свои метки и учуял. Путь теперь не долог!

— Вот как, — удивился Ари, — Как же я сам не догадался? Кошки да собаки всегда свои владения метят. А я к тебе, дядя Баюн, совсем как к человеку относиться стал

— Ничего, ничего, — промурлыкал Баюн, — относись, как к человеку, потом ко мне легче привыкнешь в человечьем обличье. Главное — сейчас дойти до места. Там скажу, что делать.

— Сколько секретов у волшебных существ, — опять подивился мальчик, — Совсем как у кузнецов или у старика Зензевея. Он у нас знатный рудознатец!

— А я разве нет? Я в пещерах много лет провёл, все самоцветы мне знакомы, — похвастался Кот.

Внезапно он остановился, как вкопанный, полез неуклюжей лапой за пазуху, в потайной карман. «Там у него спрятан серебристый диск», — подумал Ари, озираясь, — «Что может испугать лесного Кота, храбро сокрушившего памову дружину на его, Арианта, дворе?»

По верхам ельника прошло дуновение, деревья заскрипели страшно и тоскливо, на мальчика посыпалась труха, сухие иголки. Прилетела зелёная шишка, ударила Кота в лоб, он подскочил, загривок встал дыбом, из-под верхней губы блеснули острые зубы.

Треснуло, зашуршало сначала слева, потом справа. Ветер опять дунул, стало совсем темно — солнце скрылось за набежавшей чёрной тучей. В полумраке засветились жёлтые глаза, кто-то тихо завыл, потом неожиданно умолк. Шорох, громкое дыхание слышалось с разных сторон, наконец, меж деревьев показались серые приземистые фигуры.

Кот подхватил осоловевшего от страха мальчишку, встряхнул его, дал лапой подзатыльник. Ари пришёл в себя, заозирался, присматривая, куда бы ему залезть. Баюн подскочил к старой ели, ветки которой были особо толстыми и длинными, подсадил мальчика. Ари влез на ветвь, обхватил дерево понадёжней, тихо застонал, полез выше.

На поляну вышли волки, недобро усмехаясь оскаленными мордами. Ариант прижался щекой к смоляному стволу ели, скосив глаза, посмотрел вниз. Волосы его встали дыбом, зашевелились, глаза вылезли из орбит. В середине стаи на матёром светло-сером волке сидело страшное до смертного ужаса существо. Кожа его древнего морщинистого лица была обезображена серыми пятнами, из-под тонкой губы торчал жёлтый клык, но самое страшное — ногти этого порождения ночи свисали с безвольно опущенных рук почти до земли.