Александр Ладейщиков - Кот баюн и чудь белоглазая

Пам застонал от вожделения. Стина — подумал распалённый мужчина. Лет десять она живёт в деревне. Вот бы с кем установить союз — колдовской, да и плотский, любовный. А народ промолчит, а то и одобрит. Ну, позудят бабы — так им положено. А не пойти ли ему, паму, на Купальные игры, что будут летом? Уж после костра Купалы ведунья не отвертится — потащит её Папай в стог за речкой. А где раз — там и… устойчивые отношения.

Пам засмотрелся в окно на девок, загонявших сбежавшего кабанчика во двор. Смотрел свысока, со второго поверха, нагнулся сильно, срам и упёрся в подоконник. Папай застонал, спустился вниз, полез в подпол выпить холодного пива …

Дни тянулись, похожие друг на друга, как икринки сёмги. Лес, переправа через ручей, разведение костра, жареная куропатка или заяц — ежедневные дела были однообразны и тяжелы. Ноги путников сбились, потом зажили, огрубели. Запасы в мешке кончились, последнюю лепёшку торжественно съели пополам. Белобрысый Ари похудел, вытянулся в соломинку, ключицы и рёбра выделялись на его теле, однако щёки розовели.

В лесу изредка попадались огромные камни, торчащие к небу стёсанными углами. Забравшись один раз, странник заметил сизую дымку, стал принюхиваться, поводя носом, рука нащупала кинжал из драгоценного дамаска, уже давно прицепленный к поясу. Ари, увидев настороженность на лице мужчины, сразу присмирел, прижался к толстому стволу дерева, стал вглядываться в лесную чащу по направлению движения.

— Человеческое жильё, — сказал Баюн мальчику. — Но не деревня. Может быть, стоянка охотников или смолокуров. А ведь здесь раньше ничего не было. Держись возле меня, рот не открывай. Мы идём в Белозерск, до княжьей милости.

Баюн и мальчик вышли на огромную поляну, заросшую лопухом, пижмой и конским щавелем, тёмно-коричневыми букетами нарушавшим жёлто-зелёную гармонию. Местами трава была скошена, но самое интересное ожидало их у южного склона, где стояла знойная летняя тишина, припекало солнышко, и лишь тихо гудели золотистые пчёлы и стрекотали кузнечики. Там росло множество яблонь, покрытых зреющими плодами. Ариант открыл рот — в лесу, случалось, росли яблони-дички, приносящие по осени красные яблочки размером с мелкую вишню, которые и есть-то, было невозможно, такими они были кислыми. Только зимой, когда мороз обжигал плоды, яблочки становились мятными, в них появлялась терпкая сладость, и все мальчишки шли в лес, чтобы забраться на дерево и наесться до отвала — если только снегири и свиристели не опередят их, не расклюют лакомство. Здесь же яблоки были огромными — почти с кулак, они желтели поспевающими боками, их было так много, что под ветвями стояли подпорки, не дающие им обломиться.

В глубине сада стояла избушка, сложенная из соснового кругляка, окошки блестели по-особому — приглядевшись, Баюн узнал слюду. Дым шёл из трубы, расположенной на крыше. На окнах радовали глаз наличники, сработанные неведомым мастером, и украшенные звёздами, снежинками, листьями и цветами.

Колыхнулась шерстяная занавесь, на пороге появился мужчина — с обритой головой, совершенно безбородый, в короткой рубахе, подпоясанный кожаным ремешком. Древний странник узнал готский стиль и удивился — откуда здесь мог взяться гот? Из-за плеча хозяина выглядывала пожилая женщина, в чудском платье, в доме слышались голоса двух парней.

— Заходите, люди добрые, отведайте нашей стряпни, — гулким баском проговорил хозяин, рисуя двумя перстами крест в воздухе. Ари смотрел на старика, открыв рот, дивясь неведомому ритуалу.

— Благодарствуем за приглашение к обеду, но, не лучше ли нам откушать за столом, что уютно пристроился в тени великолепных, невиданных в этих краях яблонь? — запел странник медоточивым голосом свою завораживающую песню, что так одурманивающе действовала на людей. Правда, в этот раз исходила она от иной сущности Кота Баюна — от человека.

— Блатида, подавай на стол во дворе, гости ждут! — и снова перекрестил Баюна.

Старушка, подвязав волосы белым платком, в епанче, фартуке, юбках — похожая на капустный кочан с множеством листьев. Суетясь, она быстро накрыла скатерть, уставила её деревянными мисками с мясом и жареной птицей, братинами с квасом на бруснике, метнула красочные деревянные ложки.

Сели за стол, старик прикрыл глаза, начал бормотать заклинание на каком-то неведомом Ари языке, слова лишь касались сознания, оставляя надежду, что вот-вот — и всё станет понятно. Баюн молчал, он знал молитву, когда- то, до обретения креста, верующие в Иисуса браться и сёстры малочисленной секты молились изображению двух рыб. Когда-то, очень давно, это немало позабавило древнего Кота — тогда заканчивалась эпоха Тельца, начиналась эпоха Рыб. Однако, секта выжила, превратилась в мощную религию. Они называли себя христианами, от прозвища проповедника, что бродил когда-то по дорогам Самарии. Затем философ стал богом — как случалось и до этого. Учение развивалось и начало ветвиться — от него отделились ариане. Всё как всегда… Арий, пресвитер из египетской Александрии не поверил в божественную природу Учителя. С чудовищной жестокостью представители двух направлений вероучения резали друг друга, окрашивая кровью берега Средиземного моря. Потом христиане объявили ариан еретиками, и те ушли в бега — на окраины Империи. Баюн видел подобные явления множество раз во время своих жизней-пробуждений. Бывший Кот очнулся:

— Что, не расточился?

Старик застыл, несколько секунд смотрел в серые глаза гостя, потом усмехнулся.

Приступили к пиршеству. Ари намазал на кусок оленины такой толстый слой ядрёного тёртого хрена, что не смог прожевать, сидел, утирая рукавом катящиеся слёзы.

— Кушайте, путники, вот кулебяка с грибами, жареная печёнка, шанежки с творогом, — суетилась добрая старушка, подкладывая на миски новые порции. Её глаза светились добротой, по загорелому лицу пролегали симпатичные морщинки к седым вискам, как у человека, душевно уравновешенного. Что-то, забыв, Блатида, присевшая на скамеечку возле своего мужа, вскочила, всплеснув руками, смешно переваливаясь, посеменила в дом. Вскоре она появилась, неся ухватом, котелок с овсяной кашей, поставила его на стол.

— Никон, угощай гостей, видишь, путники с дороги. Вон — мальчик исхудал в пути, положи ему добавки, пусть отъедается. Голод — не тётка, киселём не напоит.

Строгий хозяин посмотрел на жену, но смолчал, улыбнулся краешком губ. Баюну всё больше нравилась эта пара. Беспокоили только детки — если спросить, почему за стол не позвали, хозяин ответит — дескать, уже отобедали. Надо быть предельно внимательным — лесные люди шутить не любят, и, при всём гостеприимстве, понимают, что гости из леса могут явиться разные.