О. Шеремет - Большая Игра

— Ты!

— Я, — согласился юноша, чем-то весьма довольный. — Ладно, оставим вопрос. Значит, ты не захотела продолжать знакомство с Адамом? Хороший мальчик, перспективный….

Он продолжал говорить ещё что-то, накидывая на жертву петли колдовства. Она так и не пошевельнулась, и кажется, даже не моргнула. А потом — Скульд едва не вздрогнул — резко и неприятно засмеялась, и чары разбились, как хрупкий хрусталь.

— Будь я параноиком, сказала бы, что стала жертвой заговора. Вы с Адамом решили меня разыграть, что ли?

— Я даже не знаком с ним.

Скульд решил, что проверок достаточно. Пора было приступать к выполнению стратегии. Из висевшей на плече сумки он достал книгу, обернутую в мягкую ткань, и — листовку «Большая игра». Аска с любопытством покосилась на парня, но ничего не сказала. На самом деле, как она ни старалась казаться равнодушной и неприступной, по спине и шее карабкались мурашки при мысли о том, что может быть, он её сейчас поцелует… Как еще могут закончится посиделки на пляже, залитом лунным светом? Неприятности и заговоры были почти забыты.

— Ты взяла такую листовку, правда ведь?

— Допустим.

— Значит, ты обречена.

Скульд на мгновение задержал на девушке взгляд изумрудных глаз, потом отвернулся. Левая рука его осталась на книга, поглаживая ткань, привлекая к ней внимание. Давай уже, спрашивай! Приятное пьянящее волнение пробежало по венам, защекотало сердце и легкие. Игра!

— Обречена на что?

— На… Игру. Ты никогда не читала?

Ткань сползла на песок, открыв лунному свету плотный коричневый переплет с тисненным названием «Lithos».

— С древнегреческого переводится как «Игральный камушек», — пояснил он. — Нечто вроде философско-религиозного учения. Зародилось в Древней Греции… Ты не хочешь спросить, какое оно имеет к тебе отношение?

— Надеюсь, никакое.

— Ложь. Ты очень даже не против попасть в какую-нибудь… историю, чтобы разнообразить жизнь, похожую на манную кашу.

Аска только фыркнула.

— Если ты так хочешь… Какое это имеет ко мне отношение? И древнегреческого я не знаю, так что не суй мне под нос этот антиквариат.

— Он написан на английском. На среднеанглийском, если хочешь знать. Нет, не будешь читать? Тогда я зацитирую.

Скульд начал переводить с листа, упиваясь своей первой победой. Фишкам можно сообщать лишь то, что они могут узнать из человеческих источников. Эта книга принадлежит людям… кто же виноват, что содержание можно трактовать по-разному?

— «Боги играют в игры, это всем известно. Но и каждый человек может получить предложение сыграть — однажды, и его следующий шаг определит, станет ли он Игроком, или останется на положении… Фишки. Задача человека состоит лишь в том, чтобы не пропустить предложение вступить в игру, посылаемое небесами….» Понятно?

— То, что ты читаешь — да. Зачем — нет.

Скульд помахал перед носом убежденной материалистки билетом «Большой Игры».

— Ты не пропустила предложение.

— Ну и? — она взяла листовку, равнодушно повертела в руках. — А ты кто — бог, что ли? Или мой ангел-хранитель?

— Не то что бы ангел… Но мыслишь верно. Я хочу помочь тебе выиграть.

— А с чего ты взял, что я соглашусь играть? Ведь я еще не сделала выбор.

Скульд уставился на Аску так, будто она сморозила неземную глупость. И как вот её теперь объяснить, что она уже играет, даже не осознавая этого? Сказать Фишке, что она — Игрок. И переложить заботы на её хрупкие плечи… Кто знает, что выйдет из этой тактики — если только одна упрямая северная овца…

Повеса и сам не заметил, как дошел почти до ручки от злости на девчонку, из-за которой его изящный план мог полететь в Тартарары.

— Расслабься… Скульд. ОТ таких предложений («Сделанных ночью на пляже мужчиной моей мечты», — добавила про себя девушка) не отказываются. Скажи, а инструкция прилагается?

— Инстру…. А, нет. Ведь у тебя есть я, — точно рассчитанный многозначительный взгляд. — Если ты почитаешь эту книгу, то увидишь, что автор предлагает несколько магических практик для избранных игроков. Но, если ты позволишь, я предложу тебе кое-что другое.

Аска молча кивнула. Злость и раздражение, накопившиеся за день, постепенно уходили, оставляя ощущение пустоты и какой-то хрупкости.

— Например, создать философский камень, или изучить йогу или…

— Философский камень? Возиться с серой и ртутью? Уволь.

Скульд тихо рассмеялся, запустил пальцы в песок, еще хранящий тепло солнца.

— Это всё аллегории. Стадии Великого Делания должны производится над душой человека, чтобы он смог очиститься и достичь совершенства. И попутно стать магом. Хочешь попробовать? Из тебя выйдет весьма приличный камешек.

Аске было всё равно, какой чепухой заниматься, о чем она и сообщила — в более мягких выражениях. Скульд проводил её потом немного и рассеялся в тенях, оставив девушку посреди дороги протирать глаза и гадать, было ли это результатом переутомления или нет.

В Лабиринте Скульд очнулся от транса и открыл свой рабочий дневник. «Стадия первая — кальцинация. Придание веществу хрупкости с помощью сильного нагревания (гнева, раздражения)».

Великое Делание началось.

С самого утра в душе Повесы царило редкостное благодушие. Собственно, он даже не рассердился на Лахе, мирно сопящую под боком. Обычно девушка уходила до рассвета, не желая становиться объектом насмешек для Клота, что вполне устраивало и белокурого Игрока.

Он наклонился над девушкой, намереваясь дунуть ей в ухо и разбудить таким относительно ласковым способом, но умилился и не стал делать этого. Завязал галстук виндзорским узлом, спрятал рабочий дневник подальше. Конечно, он ведет записи с помощью многоступенчатого шифра, который не под силу разгадать никому из соперников, но — блажен перестраховавшийся и безопасны пути его.

Чтобы ни делал Клот, какие бы планы он ни строил, его Фишка уже ничего не сможет помешать планам Повесы. Куда там! Самодовольно ухмыляясь, Скульд подмигнул своему отражению. Пусть Лорд и Клот презрительно фыркают, но нельзя недооценивать роль внешности. Особенно если твоя фишка противоположного пола. Да Аска сейчас пойдет за Скульдом на край света, стоит только пальчиком поманить. И убьёт, и украдёт, и через свои самые твердые принципы переступит….