Татьяна Мудрая - Доброй смерти всем вам…

— Аксиома остаётся верной, пока не появится вторая, включающая в себя первую как частность. Но не опровергающая вполне, — кивнул Хьярвард.

— То есть постулаты этого мира вообще нельзя опорочить, будто бы они спущены с небес Богом? — возопил я, и хор пронзительных голосов подхватил мой вопль. Надо сказать, что когда я говорил «все», имелась в виду и малышня, которую, как мы убедились, невозможно вытравить из оккупированного помещения даже дустом. А уж особенно — когда разговор явно предназначен не для детских ушек.

— Пустите детей приходить ко мне, — гулко провещал наш Волк. Он самым удобным манером откинулся на диван, в одной руке сжимая фарфоровую чашечку с кофе, а под локтем другой прижимая к боку зловредную Дуа. И продолжил:

— Мы давно успели привыкнуть к вот таким почкам и полагаем, что стрела времени не может быть направлена вспять. Но даже в вашем тесном кругу имеются сфинксы. Вот этот юноша рождён от жены, — его подбородок ткнулся мне в лицо, — и вряд ли есть смысл упирать… уповать на то, что это такой же андрогин, как все дирги. Следовало бы нам с самого начала отмечать генетические капризы.

— А вот у Дуа на всех пальчиках ногти, только на том, которым она особенно любит царапаться, коготок, — хмыкнул я. — И никак не изволит превращаться обратно.

— Трюг, — вступила Руна, — не о тебе одном речь. Обо мне тоже: дирг от плоти логра. И о Синдри. Помимо прочего, я всегда считала её воплощением нерождённого сына той женщины.

— А кем вы все считали её аманта? — спросил Волк. — Или не считали вовсе, ибо он не из вашего рода-семени?

— Рождён примерно семь десятков лет назад, — задумчиво проговорил Хьяр. — Примем его слова за правду.

— А они и есть правда. Такой замечательный взломщик железа вполне мог проследить свою биографию до самых первых страниц, — Волк пригнул лобастую голову, в очах блеснуло нечто алое.

— Но их факт не забивали в компьютер — кому это надо, когда существует масса более интересных метрических записей.

— В Доме Сидра такие записи вели очень скрупулёзно, — ответил Волк. — Персоналу не на всё хватало рук, но сами сироты становились год от году все более продвинутыми. Они могли поработать над форматированием данных просто от нечего делать.

— Отчего такой перескок в логическом повествовании? — проговорил я. — Насколько я знаю, мы брали из приюта и помещали в приют исключительно людей.

Рунфрид покачала головой:

— Разумеется, Только вот один из них побывал в совершенно особой кювезе. Той самой, что ввели в употребление вы с Хьяром для нашего собственного потомства. Я думала над этим слишком долго и без результата, пока… Пока мне не доложили, что некий аноним взломал базу данных Дома Сидра и глубоко внедрился в биографии выпускников. Ловкачей на свете много, но захолустный приют — не самый благодарный объект для шпионажа.

— Разве что некто идёт по следу нашего собственного потомства, — добавил Хьярвард. — Ты об этом, дочка?

— Потому Волк Короля и встревожился, — сказала она, — когда я предположила, что и хакер, и наш уникальный младенец — наш с дочкой Станислав. И когда две истины сошлись острие к острию.

Итак, наш романтический смертник и самозабвенный галант на поверку оказался человеческим ставленником, не помнящим — вернее, не понимающим — иного родства? Но откуда бы он это родство почуял: дирги всегда были для него не собратьями, лишь манящей тайной. Он даже не догадывается, насколько нам трудно вручить ему желанный приз, — ему, нечувствительному к ядам и наркотикам, с жилами, наполненными уникальной кровью. С плотью, легко — хотя, я думаю, не мгновенно — затягивающей самые страшные раны.

Как он избегал всякого рода анализов, интересно? Ну да, конечно, он же оборотень, причём срабатывает такое практически без участия разума. Вот ты человек, а вот — некто не имеющий точного определения.

Не будет ли справедливым добавить к этому, что шпионил этот Стан исключительно в свою пользу, желая сориентироваться в нашем специфическом мире, и вреден для Сообщества лишь гипотетически?

Однако потенциально опасным для нас является любой дирг, не обученный хитроумной методике защиты от допросов. И любой наделённый безмерной властью человек, который во имя целей властных, религиозных и политических покусится на наши древние права. И такие дирги и люди, которые владеют необходимым для вождя знанием.

Ну да, я параноик. Ровно настолько, насколько я не проявляю обыкновенной беспечности не-смертных, основанной на том, что «всё пройдёт, и мы не исключение» и ещё на том, что «в иномирье, должно быть, тоже идёт первоклассная игра с хорошими ставками». Нет, дело не в моей и чьей-то другой подозрительности: за эти века мы неплохо подготовились к жизни в подполье. В конце-то концов, человеческая информированность до поры до времени служит отличной рекламой дарителям сладкой смерти. А когда какой-нибудь новый тиранозавр окажется настолько обуян и обуреваем властью, что наплюёт на свой будущий комфорт ради того, чтобы вот прямо теперь сделать всему своему народу кисло…

Нет, о себе он кое-как позаботится. Как нацисты о своих зубных техниках из числа презренных иудеев.

Впрочем, мы все вместе и по отдельности куда опасней любого из гонимых племен. Это я понял, когда на заседание глав прямо-таки вломилась наша Искорка, по ходу размётывая детишек, не обращая никакого внимания на Верховного Хищника и адресуясь напрямую к Руне, будто кроме неё в зале не было ни одной живой души.

— Я забеременела, — доложила она во всеуслышание и с изрядно обескураженным видом. Конечно, sotto voce, как говорят в Ла Скала, однако следует учесть силу её природного сопрано. Им бывает впору стены крушить.

— Нисколько не удивительно, — ответила Рунфрид. — Скорей, давно пора. Работаешь ты на всех фронтах усердней некуда.

Двусмысленность показалась мне уж слишком едкой, даже если учесть необычайную приверженность обоих разнополых юнцов друг к другу.

— Не так. Не под кожей, а внутри. Сбылось.

— С ума сошла, — Руна приподнялась и тут же упала обратно в кресло: ни лгать, ни путать, ни, тем более, напрочь лишаться компетентности нашим милым дамам не свойственно. Девам — тоже.

— Катерина включила для меня УЗИ и сразу вывела на комп, что получилось. У меня развилась матка. Это от его крови, Стана. Гормоны, что ли, в ней такие. Ох, не зря я уже давно боялась.

— Старуха поняла?

— Нет. Я отвернула её от экрана, тут же попросила прощения и сказала, что пока это дело меня одной. И мамы.

Не замечая никого из нас, кроме дочери, Рунфрид поднялась снова и обхватила её руками:

— Но это ведь замечательно.

— Скорее страшно.

— Диргу не к лицу и незачем бояться. Это не голые слова.