Татьяна Мудрая - Мириад островов. Строптивицы

А примерно через сутки наш дорогой палач явился за вещами и принёс отвальный подарок. Какой — неважно, я его тогда как следует не рассмотрел.

Тут его и порадовали тем, что голубок упорхнул в неизвестном направлении.

— Как то есть неизвестном? — возмутился он. — Ты же за своих меньших всегда отвечал, мэс Лебонай.

— Когда получалось, — ответил я. — Они люди свободные.

— Но ведь и рабы, — отпарировал он. — А рабы, по-старому, — те же дети. Слабейшие изо всех.

— Эх, дорогой мой, — ответил я, как помню. — Они вышли из моря. Море — это вода. И они словно вода. Подаются на любое прикосновение, принимают такую форму, какую от них захотят. Очень послушны. Это послушание трудно бывает купить, легко заслужить, но обеспечить навсегда невозможно.

— Найдите его мне, — сначала требует, потом просит. — Вы же сумеете. У вас, бордельных, обширные связи.

— Сумел бы, наверное, но ничего хорошего бы из того не вышло, — ответил я.

— Тогда я сам своего добьюсь, — отчеканил он и с гордо поднятой головой удалился.

И ведь и впрямь добился своего. Не так скоро, но куда быстрее, чем мы надеялись. Кола забился в пустующую рыбацкую землянку — крыша из торфа, стены из булыжников, которые притащило с собой наступающее море, и скреплена грязью. Вокруг жили такие же, как он, маргиналы, то бишь обитатели прибрежной полосы. Именами друг друга не интересовались, жили с той скудной добычи, которую можно было собрать на каменистой литорали: хорошая рыба ушла, ба-фархи — вслед за ней, оттого и селение очистилось от прежних обитателей.

Среди новых поселенцев были и моряне — дряхлые, никуда не годные, доживающие последний год жизни или вроде того. Это также порядком смазывало общую картину и затрудняло поиск. Но исполнители суровых приговоров — это не просто гильдия и даже не только огромная семья, напоминающая мангровое дерево-рощу. (Не забывайте их брачных традиций: палачу достаётся в жёны дочь, сестра или вдова другого палача, а мужчина со стороны, который польстился на красотку из этого племени, часто вынужден бывает подключиться к ремеслу.) Это — здесь я употреблю термин, коим воспользовался в разговоре со мной некий чуженин — типичная каморра. То есть общество, крепко спаянное той враждой, которая окружает его словно океаном, и привыкшее отстаивать свои интересы… хм… в несколько агрессивной форме. По счастью, пока укладывающейся в рамки закона.

Это я не совсем об экзекуторах. Что я, бишь, хотел сказать? Да, вот. У таких вот каморр повсюду связи и знакомства, весьма крепкие, что также помогает им выстоять. Кто обладает связями — обладает и знанием. Владеющий же знанием — владеет миром. По крайней мере, Готией.

Фальбер, разумеется, отыскал его. Не скоро, поэтому к моменту обнаружения Коломба оказался сильно беременным. Вынашивание у морян длится только восемь месяцев против обычных девяти, даже если отец — землянец, Основные события происходили поздней весной, а когда Фаль откинул меховой полог, закрывавший дверной проём, даже вода в котелке, что стоял рядом с примитивным очагом, покрылась тонкой плёнкой льда.

Так что думайте сами, судите сами.

Как мне передал один бродяга, который проводил нашего без пяти минут главного мейстера на стоянку троглодитов, морянин сидел, обхватив руками колени. Он очевидно мучался от холода под своими тощими одеялами: даже волосы у корней покрылись изморозью. На пришельца даже не глянул: тот расхаживал вокруг порядком-таки шумно, а слух у ба-нэсхин тонкий.

— Прямо сейчас со мной отправишься или денёк подождать? — спросил Фаль прямо с порога.

— А надо? — ответил Кола вопросом на вопрос.

— У тебя мой сын. Ты ведь не животное…

— Не совсем животное, — с ехидцей вставил его собеседник.

— …не животное, чтобы рожать в стылой норе, да ещё под зиму.

— Как насчет спячки? — снова спросил Коль. — У медведей вот так всё и происходит. Спят — родят, спят — кормят. До самой весны священной.

Тогда палач ввалился в хижину, едва не пропахав макушкой борозду в гнилой потолочной балке. Выдернул дружка из кокона и влепил звучную пощёчину.

— Такой язык ты, надеюсь, понимаешь? Немедленно собирай шмотьё и пошли отсюда. Не хочешь ногами — на руках понесу. Я так велю.

Магическая фраза вроде бы усмирила Коля, и он сказал:

— Хорошо, только выйди и погуляй часок в окрестностях. Не бойся, не зарежусь: я же в тягости, а младенец ни в чём не виноват.

В самом деле: прошло даже чуть меньше времени, когда морянин вышел сам, закутанный в довольно пристойный плащ с капюшоном. В руках он держал наплечный мешок с завязками.

— Вот и отлично. Ты мой раб. Я твой хозяин. Понял? — спросил Фальбер.

Тот кивнул.

Брошенная деревенька находилась примерно в двух фарсангах от Марсалии, так что им хватило спешно нанятой двуколки. Как они не побоялись, что беременного вывернет из кузова, — не знаю. Будущий отец рысил позади на смирном мерине, а вожжи держал тот самый проводник.

Ну конечно, ко мне не обратились, да я бы их и не принял. Зачем?

Обосновались мои бывшие приятели в самом «Вольном Доме». Не на верхнем, «чистом» этаже, а внизу, где по традиции находились баня, камера для, так сказать, передержки и процедурный кабинет. Чем они там занимались — не знаю, вряд ли злоупотребляли физическими нагрузками, а вот половое сношение, как я знал от моих прелестниц, морянам всегда и всеконечно идёт на пользу. Подпитывает того, что внутри. Помогает материнским органам сформироваться в нужную сторону.

Наряжали и выводили Кола в женском и свободном. Уточню — в землянском, вертдомском. Большая Семья не просто богата, у них скапливаются целые залежи редкостей, далеко не всегда конфискованных. Её члены, в особенности старый мейстер Годомер, сначала нехорошо косились на морянина, но потом чадолюбие всё преодолело.

Двое детишек появились на свет в самые морозы, будто и впрямь медвежата в берлоге. Такие же крошечные. Как уж там наш друг справился — не знаю и не хочу даже выяснять. Повитухами вызвались быть две моих девочки — они знали, что мужское дитя появляется из утробы либо через пупок, что при этом развязывается, либо через тот орган, что у птиц называется «клоакой». Дед на радостях вмиг изобрёл малым имена: Лойто и Эрвульф. Кола, как и прилично истинному ба-инхсану, встал с ложа скорби на следующий день и вполне здравым.

Нет, всего-навсего здоровым.

Ба-нэсхин ни в чём не знают меры. Если они вручают свою жизнь и судьбу кому-то другому, то уж до конца и без оглядки. Их не надо принуждать к клятве, не стоит ловить на обмолвках и подбирать подходящие ключевые слова. Они верят в судьбу, прицепленную к шее каждого подобно альбатросу из сказки, так, как немногие землянцы верят в Бога.