Максим Огнев - Пой, Менестрель!

Невозможно было представить, чтобы Гильда оставила свой дом, посуду и краски. «Если она и выйдет замуж, — посмеивался Стрелок, — так одним способом. Распахнется дверь, кто-то израненный ввалится в дом, рухнет на пол и взмолится: «Пить!» Пока он будет болен, Гильда позаботится о нем. А когда поправится… Если не окажется последним глупцом, останется здесь на всю жизнь».

Гильда, хоть уже и обедала, вежливо присела с гостями за стол. Вечно голодные бродяги смели все подчистую. Осведомившись, желают ли они еще чего-нибудь, и выслушав благодарный отказ, Гильда увела Плясунью к себе — умыться и отдохнуть.

Мужчины остались одни. Вытянувшись на скамьях, в полудреме или неспешных разговорах провели остаток дня — блаженного дня безделья.

Вечером, когда сквозь цветные стекла не проникало в комнату уже ни капли света, когда весело заплясали в очаге языки пламени, когда хозяин закрыл лавку и присоединился к гостям, а Гильда накрыла стол снова, заговорили о деле. Плясунья извлекла из потайного кармана на платье золотой перстень, и Стрелок посвятил Оружейника в их планы. Гильда присутствовала при разговоре — Стрелок знал, что девушка не болтлива.

Оружейник выслушал, не перебивая. Взвесил на ладони перстень. Сказал, хмурясь:

— Подходящие доспехи я вам добуду.

— Это нас не спасет. — Стрелок задумчиво постукивал пальцами по столу. — Мой конь великолепен, но вчетвером на него не сесть. А на клячах, подобных актерским, королевские посланцы не ездят.

Актеры и Плут растерянно переглянулись. О такой простой и, казалось бы, очевидной вещи они не подумали и теперь вопрошающе посматривали на Стрелка. Оружейник мысленно подсчитывал сбережения.

— Пожалуй, одного коня… — начал он.

Стрелок быстро положил руку ему на плечо:

— Тут можно головы лишиться. Мы переночуем и уйдем в лес, выждем…

— Еще что скажешь? — спросил Оружейник. В голосе прорвались гневные нотки.

— У тебя дочь, — упорствовал Стрелок. — Ты не можешь рисковать.

Гильда, сидевшая на корточках у очага, поднялась и неторопливо подошла к столу.

— Я всегда гордилась отцом, — промолвила она. — Хочу гордиться и впредь.

Оружейник взглянул на дочь почти весело и обратился к Стрелку:

— Нынче времена такие… Как в старых сказках: либо честь спасать, либо голову.

Утром Плясунья вбежала в трапезную с таким выражением лица, что мужчины, уже принявшиеся за еду, отложили ложки и молча уставились на нее.

— Там кони, — сказала Плясунья.

Актеры переглянулись и снова воззрились на нее.

— Какие кони? Где? — спросил Стрелок.

Плясунья, как истая женщина, взялась объяснять с самого начала, все по порядку:

— Я проснулась рано и решила до завтрака проведать наших лошадей. Пока я умылась и оделась, стало уже не так рано, но я все равно спустилась. А там, в стойле, — два прекрасных скакуна…

— Что ты… — начал Стрелок и, оборвав себя, обернулся к хозяину: — Твоя работа?

Оружейник только беспомощно руками развел: мол, к данному чуду непричастен.

— Взгляните сами, — предложила Плясунья.

Мужчины сбежали по лестнице вслед за Плясуньей. Наверху осталась одна Гильда. Смела со стола крошки, высыпала за окно — птицам. Поправила нарядные покрывала на скамьях. Сложила аккуратной стопкой тарелки и унесла вниз, в кухню, — мыть. Когда она вновь поднялась в трапезную, там стояли гости и, возбужденно размахивая руками, пытались уверить ее отца, будто волшебство совершил он. Оружейник отнекивался, но ему не верили.

— Никто чужой о нашей беде не знал. Лошадей добыл кто-то из домашних, — твердил Стрелок.

— Вспомнила! — воскликнула Плясунья. — Утром меня разбудил стук захлопнувшейся двери. Кто выходил поутру, тот и привел коней.

— Ничего подобного! — горячился Оружейник. — Вечером я сам задвинул засов на входной двери, и, когда поднялся утром, дверь была заперта. Дочка, — хозяин обернулся к Гильде, — ты никому дверей не открывала?

Гильда улыбнулась:

— Открывала.

— Кому? — задохнулся от изумления Оружейник.

— Не скажу.

Она достала горшочки с красками, кисточки, глиняный кувшин — обожженный, но еще не глазурованный — и как ни в чем не бывало уселась к распахнутому окну — расписывать.

Оторопевшие гости с хозяином молча наблюдали за ее приготовлениями. Когда же первая лазоревая волна побежала по узкому горлу кувшина, стало ясно, что большего от Гильды не добиться.

— Кажется, я знаю, чьих это рук дело! — воскликнул вдруг Стрелок, проворно оборачиваясь и хватая за плечо Рыжего Плута, на цыпочках направлявшегося к двери. — Конокрад несчастный! Неужто переселенцев обобрал?

Рыжий Плут оскорбился до крайности.

— Что я, Магистров стервятник? — фыркнул он, пытаясь освободиться и проскользнуть в дверь.

— Значит, не переселенцев. А кого? — Стрелок держал крепко.

— Я никого не грабил. — Рыжий Плут возвысил голос, однако вырываться перестал, поняв тщетность своих усилий.

Стрелок рассердился не на шутку:

— Немедленно отведи коней назад.

— Пожалуйста, — кротко согласился Плут. — Отведу. Господин Магистр будет вам весьма благодарен.

— Магистр? — воскликнули все хором.

— Да. Скакуны из его конюшен.

— Как ты их раздобыл? — не то восхищенно, не то негодующе спросил хозяин.

— Слуги Магистра сами отдали.

— Так мы и поверили!

Плут прикинулся обиженным. По его словам выходило, будто еще затемно ему вздумалось прогуляться. И совершенно случайно ноги принесли его к замку Магистра. Бродя подле замка, Плут встретил слуг, гнавших коней на водопой. Пошел за ними через луг. И на берегу реки, на огромных валунах, они расстелили плащи и затеяли игру в кости.

— Понятно, — сказал Стрелок, а Плясунья засмеялась.

Плут скромно потупил глаза: что поделать, если он такой везучий? Сначала слуги Магистра проиграли все деньги и, поскольку жаждали отыграться, а он в долг поверить не захотел, поставили на кон свою одежду. Постепенно к Плуту перешли два теплых, подбитых куньим мехом плаща, сапоги из прекрасной кожи, со шпорами, правда не золотыми; потом — куртки, а потом и нижняя одежда…

Слугам, понятно, не хотелось возвращаться нагишом, и ставкой сделались два добрых скакуна… Заполучив коней, Плут взглянул в красные от гнева лица незадачливых игроков, готовых схватиться за оружие, благо их ножи давно торчали у него за поясом, и предложил еще партию.

— Зачем? — удивилась Плясунья.

— Надо же было возвратить им одежду. Плащи, впрочем, я оставил — пригодятся.

Теперь уже никто не мог удержаться от смеха, кроме Гильды, продолжавшей невозмутимо расписывать кувшин, — она-то всю историю слышала еще утром.

— Магистр им головы снимет, — проговорил Флейтист безо всякого сочувствия.