Карина Демина - Невеста

Горгулья? Да нет, просто стерва.

Обыкновенная.

— Ваш брат должен был…

— Не вам. — Виттар поднялся и теперь смотрел на старуху сверху вниз. — Вам он точно ничего не должен.

Кто она?

Уже никто. А раньше? До падения рода?

Супруга Атрума? Нет, старовата. Мать? Или тетка? Из ближней родни явно, хотя старость и злость, постоянная, разъедавшая изнутри, исказили черты ее лица. Теперь же в них проглядывало безумие, такое знакомое… такое заразное.

— Кем тебе приходился мальчишка? — Виттар коснулся старушечьей шеи не без брезгливости, скорее отдавая себе отчет, что должен это сделать.

Светлые глаза полыхнули яростью.

— Сыном.

— Лжешь.

— Думаешь, я так стара? — Она оттолкнула руку Виттара. — Это горе меня состарило до времени… горе и муж мой, кобель брехливый. Только и мог, что девок валять…

Значит, ревность.

И обида.

— Что с тобой случилось?

— Почему я должна говорить об этом?

— Не должна, — согласился Виттар. — Но тогда ты просто умрешь, и никто ничего не узнает. Тебе ведь будет обидно, верно? Ты так давно ненавидишь, что эта ненависть неспособна замолчать.

Она оскалилась и зарычала.

— Или мне позволишь? Как твое имя… ты говорила, но я запамятовал.

— Эдганг.

— Эдганг из рода Лунного Железа. Кем ты была? Той, кто стоит на вершине? Отец — райгрэ… наверное, он ждал наследника, а родилась ты. Какое разочарование… но ты старалась доказать, что в тебе не зря течет его кровь. Снова и снова…

— Мои братья появлялись на свет мертвыми. Посмотрим, что скажешь ты, когда твоя потаскуха разродится мертворожденным. — Ее слюна упала на ладонь Виттара, и он торопливо вытер руку, опасаясь не то яда, не то проклятия. — А то и не разродится. Моя матушка сошла в могилу, так и не сумев справиться… с десятым? Или с одиннадцатым? Не помню уже. — Эдганг улыбалась так, словно говорила о чудеснейшем событии.

— И осталась лишь ты.

Сколько из ее братьев действительно рождены были мертвыми? А сколькие умерли в первые дни? Младенцы часто уходят. И эта обыкновенная в общем-то мысль вдруг кольнула под самое сердце.

Его ребенок выживет. И с Торой ничего не случится.

— Осталась лишь я, — эхом ответила Эдганг. — Дочь. Чистая кровь. Сильная кровь.

Бесплодная, как равнина у Каменного лога.

— И отец подобрал жениха. — Виттар продолжил чужую историю.

Из близкой родни. Кузена? Или еще ближе, родного, пусть и наполовину?

— Он моложе тебя был, верно?

Эдганг попыталась отодвинуться, но Виттар перехватил тонкую руку. Хрупкую. Достаточно сдавить, и кость хрустнет.

— На десять лет. — Она не подала виду, что испытывает боль. Или свыклась? Вряд ли ей легко жилось в доме, который вдруг перестал быть родным. — Он забрал все… он и его братец. Решили, что раз я женщина, то ни на что не способна.

— А на что ты была способна, кроме ненависти?

Отвернулась.

— Ты его презирала уже потому, что он получил твое наследство. Твой дом. Твои земли. Тебя саму… получил и отвернулся. Так? Ты была слишком стара для него. Нет, он появлялся, исполнял супружеский долг, потому что желал наследника, но… ты была бесплодна, как твоя мать.

Рванулась. Зашипела. Выбросила руку, готовая впиться в лицо острыми когтями. И живое железо, отзываясь, выпустило иглы.

— Скажи, тебе не виделось в этом… возмездие? — шепотом спросил Виттар, наклонившись к самому уху. — Ты терпела… долго… пока однажды не поняла, что беременна. Что ты испытала? Радость? Восторг? Или предвкушение? Твой сын, твоя кровь, достойный наследник… ты его воспитывала, верно?

— Он был слабым… — голосок вдруг сделался хнычущим, жалким, — таким слабым… я боялась, что он умрет…

И Атрум не сумел отобрать ребенка у жены.

Смирился.

— Он рос, а ты рассказывала ему свои сказки о чистой крови… о том, что лишь он достоин встать во главе рода, возвысить его… А потом твой сын отправился в Каменный лог.

И не сумел совладать с собственными желаниями. Они дорого обошлись мальчишке.

— И все рухнуло, верно? Твой муж отвернулся от сына. А ты… что ты ему нашептывала?

— Все из-за твоей шлюшки… жаль, что она не сдохла… — Эдганг заглянула в глаза, снизу вверх, с нежностью, которая была такой искренней. — Мой мальчик горевал… она все испортила тогда. И снова. Он собирался воевать, знаешь? — Положив левую руку на грудь Виттара, Эдганг задумчиво перебирала пуговицы на куртке. — Так хотел… чего ради? Я говорила, что в войнах нет смысла. Нужно ждать. Пусть глупцы погибают, а мудрые… мудрые будут жить и править.

Не мудрые — бешеные.

— И даже мой безмозглый муженек признал за мной правду… он всегда был трусом. И слабаком. Но после войны… о да, после этой войны открывались перспективы. А тут ты… и эта сука. Почему ты ее просто не отдал? Почему?!

Она взвизгнула и, ударив Виттара в грудь, не устояла сама, покачнулась, разворачиваясь к лестнице. И Виттар разжал руку.

Падала тихо.

Не женщина — груда тряпья. Спустившись к ней, Виттар заглянул в глаза:

— Ну и что осталось от твоего рода?

Девочка с белыми волосами.

Отец — Атрум. Мать — из младших домов. Скоротечный роман. И ребенок, которого невозможно оставить… хорошо, избавляться не стали, прислали, как водится, с серебряной ложкой.

Атрум принял.

— Вот. — Виттар достал нож и вложил его в руку. — Кажется, ты потеряла.

Захрипев, старуха попыталась отползти, и Виттар сдавил пальцами тонкую шею. Хрустнула громко.

Поднявшись, он переступил через тело, поднялся к себе и тщательно вымыл руки. Тора спала, обняв руками живот. Смешная.

И теплая.

Почему не отдал? Не захотел.

— Ты? — Тора перевернулась на спину.

— Я.

— Что случилось?

— Ничего… завтра случится.

Тело найдут утром. Падение с лестницы… несчастный случай… старые лестницы старых домов видели множество несчастных случаев.

— Торхилд… — Виттар любовался узором из теней на коже жены, — что мне сделать, чтобы ты была счастлива?

Пока еще есть время.

Она щурится, зевает и, забираясь под руку, бормочет:

— Поцелуй. И завтра тоже.

Каменный лог… та же равнина, но в черных траурных тонах. И кольцо из скал, что подымались отвесными стенами. Крепость? Похоже.

Но ворота открыты.

Оден ступает медленно, не потому, что устал, хотя устал, конечно. Но он прислушивается, принюхивается к сухому ветру, пытаясь уловить тот самый опасный запах, который остановит нас.

— На этих землях нет закона иного, нежели закон первородной жилы. — Существо, казавшееся мне камнем, поднялось. — Вас никто не остановит.

Оно не было псом, как не было и человеком.

В нем перемешались обе сути. Тело, излишне длинное, худое, выглядело нелепым. Собачья голова, но с лицом, не мордой. Широкие плечи и бочкообразная, с длинным килем, грудь. Руки вывернуты. Позвоночник изогнут, как у борзой, и кажется, что существо лишь ненадолго поднялось на задние лапы. Ему неудобно стоять.